Герои русского броненосного флота

К 1849 году относится и первая публикация Бутакова в сентябрьском номере журнала «Морской сборник» статьи «Командир тендера. Несколько слов о тендерах и управлении ими». В статье Бутаков изложил собственный опыт командования тендером, наблюдения, причем в присущем ему хорошем литературном стиле: «Такой “куттер”, а по‑нашему тендер, должен быть боек, ловок и легок, как мысль: вечно готовый пуститься к указанной цели, обреченный на всегдашнюю деятельность, т. е. в минуты отдыха в море он обязан быть настороже и по первому приказу вспорхнуть, как птица! Разделавшись с портом, тендер выходит рейд, но не для того, чтобы красоваться, как яхта, или ожидать посетителей (его могут даже и не заметить), а для того, чтобы быть готовым ежеминутно сорваться с цепи и лететь, куда толкнет его воля начальника». Вопреки устоявшимся мнениям, Бутаков доказывал, что на таком судне можно сниматься с якоря на желаемый галс, предлагал и свой способ ставить паруса в рекордные сроки.

Шестаков, в отличие от своего товарища, показал себя не с очень хорошей стороны и быстро охладел к нудному и долгому гидрографическому труду. В первую же кампанию он умудрился посадить на мель свой тендер, а потом все оставшееся время его ремонтировал. На следующий год объявил себя больным и уехал поправлять здоровье на воды. Бутакову же пришлось делать работу и за себя, и за своего хитромудрого товарища. Впрочем, он по причине своей добродушности в обиде не был. Наградой за трехлетнюю работу стали Святая Анна 3‑й степени и чин капитан‑лейтенанта. Увы, стояла осень 1850 года, последняя осень тяжелобольного Лазарева. Работу Бутакова принимал уже ставший начальником штаба флота Корнилов, работой он остался вполне доволен. В следующий год гидрографический департамент Морского министерства издал «Лоцию Черного моря с 36‑ю литографированными планами портов». Если бы в своей жизни Бутаков сделал лишь это, то и тогда его имя должны были помнить потомки.

Получил Бутаков награду и от императора Николая – перстень с бриллиантом. Эту награду он ценил весьма высоко всю свою жизнь. На одной из последних своих фотографий Бутаков запечатлен в полной адмиральской форме при всех регалиях, на пальце правой руки хорошо различим массивный перстень – его первая персональная императорская награда.

Помимо основной службы Бутаков в это время много пишет. В 1845 году он переводит с английского книгу «Взгляд на гавани, доки, судоходство и пр. Соединенных Штатов Северной Америки». Тогда же он начинает сотрудничать с «Морским сборником». Так много, как Бутаков, тогда никто не писал. Лейтенант был просто одержим сочинительством. За какие‑то два года – четыре статьи. Среди них «О компасе с наклонной стрелкой» и «Об управлении тендерами», переводит с английского чрезвычайно полезную для корабельных офицеров брошюру «О свойствах тросов и цепей».

Литературная деятельность поощрялась Лазаревым, который всегда любил думающих офицеров. Однако не все было так просто. Дело в том, что он имел столь неразборчивый почерк, что и сам порой не мог прочитать написанное несколько дней назад.

Начальник штаба флота вице‑адмирал Хрущев, отловив лейтенанта, совал ему под нос его же рапорта:

— Это что у тебя за ракушка?

— По‑моему, это литера «буки».

— А может, литера «веди»?

— А может, и «веди», – вздыхал Бутаков, – я уже и сам не упомню!

— А мне каково в твоих иероглифах бродить! У меня что, дел иных нет!

Дошло до того, что раздраженный бутаковскими каракулями Лазарев издал приказ о разборчивости в письме офицеров. И хотя в приказе конкретной фамилии не указывались, всем было понятно, о ком речь.

Делать нечего, пришлось Бутакову за свои деньги нанимать толкового писаря, который в его почерке разбирался и мог все бутаковские закорючки переписать набело.

Историк пишет: «…Первое пятнадцатилетие своей службы – возраст, важнейший относительно сформирования характера и привычек, – Григорий Иванович провел преимущественно на палубе, усвояя строгие порядки лазаревского флота и то практикуясь в искусстве парусного плавания, то занимаясь составлением лоции. Эта школа, так сказать литературно‑строевая, вполне соответствовала характеру и наклонностям Григория Ивановича, привязала его к военно‑морской службе, сделала из него замечательного искусного моряка и в то же время не мешала развитию в нем любви к книге и кабинетным занятиям».

К этому времени Бутаков стал достаточно популярен на Черноморском флоте как эрудит и интеллектуал, знаток иностранных языков и человек прекрасно разбирающийся в технике. Да и характер у него был незлобливый и спокойный. Всем было очевидно, что впереди у Григория Бутакова блестящая карьера и, может быть, даже адмиральские эполеты. По этой причине в дом его родителей зачастили николаевские кумушки, предлагая на выбор своих дочерей.

Мать Каролина Карловна с кумушками соглашалась:

— Конечно, конечно, пора бы уж нашему Гришеньке и семьей обзавестись. А там, глядишь, и детки пойдут!

Но суровый Иван Николаевич был категорически против: