Герой Саламина

Но вот прошел один год, прошел другой. Архиппа уже перестала считать свои седые волосы, вся ее золотистая голова словно покрылась пеплом. День начинался с того, что она ждала весточки из Аргоса. И кончался тем, что, утешая себя и детей, Архиппа уверяла, что весточка непременно придет завтра.

И все-таки радость являлась всегда неожиданно. Раздавался знакомый стук в ворота, и быстрым шагом в дом входил Сикинн. Этот старый перс был теперь у них самым родным человеком. Архиппа начинала гонять слуг, чтобы как следует накормить Сикинна, чтобы устроить ему хороший отдых. Отдыха у этого перса не получалось; он должен был без умолку рассказывать о том, как живет Фемистокл, и что он велел сказать Архиппе, и что он велел сказать сыновьям. И он должен был внимательно выслушать, что велит передать Фемистоклу Архиппа, и что говорят дети, и что говорит его самый младший сынок!..

— Фемистокл живет спокойно, о нем не надо тревожиться, в Аргосе любят и почитают его.

— Да ведь скучает же! — вздыхала Архиппа.

— А как же? Конечно, скучает. Иногда отправляется в путешествие, в Пелопоннес.

— Хоть бы не в Спарту!

— Нет, туда ему нельзя. Но лучше бы и в Пелопоннес не ездить.

— Почему, Сикинн?

— Говорят, что он там смущает спартанских илотов. Будто бы подбивает их поднять восстание. А это опасно.

— Если даже это неправда, — а это, конечно, неправда! — спартанцы не пощадят его. Сикинн, скажи ему, что я умоляю его поберечь себя!

— Я каждый раз говорю ему это, госпожа!

Так прошел еще год. И еще один. Наступил 469 год, когда весть об измене Павсания и о его страшной смерти разнеслась по Элладе. В Афинах много было разговоров об этом. Это событие обсуждалось и на Пниксе, и на рыночной площади, и на перекрестках, и в закрытых мегаронах.

Архиппа, сама не зная почему, испугалась. Эта новость казалась ей зловещей, словно гибель Павсания предвещала и Фемистоклу какую-то страшную беду. Но что могло случиться еще? И какое отношение к ее семье имеет смерть Павсания?

И вспомнила: когда Фемистокла судили, то его обвинили в том, что он связан с Павсанием. Павсаний писал ему, уговаривал вместе с ним перейти к персам. Не подняли бы теперь враги Фемистокла это старое дело…

Днем пришли со стадия сыновья, смущенные, чуть ли не со слезами в глазах. Старший молчал, а младший тотчас подступил к матери:

— Мама, люди говорят, что наш отец тоже изменник!

Архиппа побледнела, но спросила спокойным голосом:

— Какие люди? И почему они так говорят? Сын Лаомедонта говорит.

— Лаомедонт — друг Кимона. А Кимон, как тебе известно, все сделал, чтобы предать остракизму твоего отца. Не обращай внимания, сынок.

— Я не обращаю.

— Он не обращает, — сказал старший, — он только ударил его несколько раз, этого сына Лаомедонта.

— О боги! — вздохнула Архиппа. — Боюсь, что скоро вам, сыновья мои, придется драться со всеми Афинами! О Гера, защити мою семью!

А вечером пришел Эпикрат. Поздоровался без улыбки, глаза его были сумрачны. Архиппа приняла его в мегароне мужа.

— Что еще случилось, Эпикрат?

— Пока ничего не случилось, Архиппа. Но недобрые идут слухи. Боюсь, что враги Фемистокла постараются припомнить ему письмо Павсания.

— Так я и знала! Но ведь он же не скрыл этого письма! Он же сказал тогда: «Если бы я был связан с Павсанием, ему незачем было бы уговаривать меня». А теперь — опять?

— А теперь — опять.

— Что же будет с ним, Эпикрат? Неужели в Афинах все забыли, что сделал для них Фемистокл?

— В Афинах не забыли. Но слухи идут из Спарты. На Спарту легло такое черное пятно. Так им нужно, чтобы такое пятно легло и на Афины. Но подождем, Архиппа, может быть, все это минует нас…

— А если не минует?

— Будем спасать его. У Фемистокла ведь не только враги в Афинах, но есть и друзья.

— Не оставляйте нас, Эпикрат!

— Друзей об этом не просят, Архиппа!

Это было смутное и тревожное время для семьи Фемистокла. Каждый день ждали беды. Иногда казалось, что разговоры и пересуды затихают. А потом — новая сплетня, новая клевета. И уже все меньше друзей у Архиппы, уже все меньше знакомых, посещающих ее дом. Проходили мрачные, томительные дни, месяцы… Вот уж и еще год прошел. В Спарте не умолкали враждебные Фемистоклу голоса. Искали доказательств его связи с Павсанием. Доказательств не было. Но ведь Фемистокл знал, что Павсаний замыслил измену, а если знал, то почему не выдал Павсания?

И вот в Афины явились спартанские послы. — Афиняне видели, как, суровые, хмурые, непреклонные, они проследовали в пританею.

— Сыновья мои, не ходите никуда, — уговаривала детей Архиппа, чувствуя, что подступило то страшное, что решит судьбу их всех — и Архиппы, и детей, и самого Фемистокла. Спартанцы, конечно, пришли обвинять его. Но неужели в Афинах так и не найдется честных людей, чтобы его защитить?