Герой Саламина

— Ему не дают покоя трофеи Мильтиада, — засмеялся чернобородый Деметрий, — после Марафона он сам не свой!

— Не буду скрывать, — ответил Фемистокл, — слава, которую снискал Мильтиад, будучи стратегом в Марафонской битве,[6] не оставила меня равнодушным. Еще бы! Разбить персов, которых было в десять раз больше, чем нас! Я бы тоже хотел так вот прославиться! — Фемистокл улыбнулся, но две вертикальные морщинки так и остались у него между бровями. — Но сейчас меня мучает другое, — продолжал он. — Если не будет принято решение относительно кораблей, большая беда нагрянет в Афины.

— Неужели ты так боишься Эгины, Фемистокл? — Удивился Эпикрат, подняв свои золотистые брови. — Но разве могут они грозить нам большой бедой?

— Тьфу нам Эгина! — беспечно отозвался Евтихид. — Даже задумываться об этом не стоит!

— Ах, что там Эгина! — вздохнул Фемистокл. — Несравненно более страшный враг угрожает нам. До меня дошли слухи, что Ксеркс снова собирает войско.

— Перс? — Евтихид отмахнулся. — Тьфу нам перс!

— Вот еще, вспомнил о персах! — сказал Деметрий. — Если и соберутся когда-нибудь еще раз навестить Элладу, то, клянусь Зевсом, очень не скоро.

— Вспомните о табличке Демарата, которую он прислал в Спарту, — сказал Фемистокл.

— Ту, что прочитала Горго? — Эпикрат задумчиво поглядел на него. — А ты веришь Демарату, Фемистокл?

— Почему надо верить изменнику, человеку, покинувшему свою родину? — возмутился Деметрий. — Это он написал из злорадства, чтобы позлить спартанцев!

— Не суди так легко о Демарате, — возразил Фемистокл. — Демарат был царем в Спарте и был лишен царства. И лишен родины. Но хоть и обидела его родина, — какой же человек сможет забыть ее? Клянусь Зевсом, где бы ни жил эллин, Эллада будет всегда для него дороже всего на свете!

— А что он там написал, этот Демарат? — спросил Евтихид. — Я что-то не слышал об этом.

— Он написал, что царь Ксеркс собирается в поход на Элладу, — нахмурившись, ответил Фемистокл. — И ты не мог, Евтихид, не слышать об этом.

— А! Это когда он прислал табличку, залитую воском, а все думали, что на ней ничего не написано?

— Ну да. А жена спартанского царя Леонида Горго сказала: надо счистить воск. Воск счистили, а там письмо. Демарат предупреждал Спарту, что Ксеркс готовит новый поход на Элладу. Клянусь Зевсом, — воскликнул Фемистокл, — это так и станется! Персы снова придут к нашим берегам, и нам нечем будет защититься, если у нас не будет кораблей!

— А что же ты там, — Деметрий кивнул в сторону Пникса, — плел нам про Эгину? Значит, не для Эгины нужны корабли?

— А как я мог сказать о персах? Никто бы и слушать не стал. Даже вас я не могу убедить, что эта опасность висит над нами. Вот и свалил на Эгину.

— Обманул, значит?

— А что делать, если вы не хотите верить правде?

— У нас будут корабли, — сказал Эпикрат. — Если ты, Фемистокл, считаешь, что они нужны Афинам, значит, и мы считаем так же!

— А пока — тьфу на все! — заявил Евтихид. — Горгий ждет нас, и нам надо поторопиться!

Аристид стоял на холме и видел издали, как друзья окружили Фемистокла и как потом с веселыми возгласами увели его с собой. Улицы затихли. Грустное чувство одиночества охватило сердце.

«Почему его так любят люди? — думал Аристид, направляясь к дому. — Конечно, он горазд и на шутки и на всякие выдумки. Но ведь это все вздор, такой же вздор, как сегодняшние корабли. Однако вот он окружен друзьями, а я, Справедливый, возвращаюсь домой один. Впрочем, власть и влияние, приобретенные благодаря поддержке друзей, часто толкают человека на несправедливые поступки, а я не хочу такой власти, потому что честного гражданина она делает несчастным».

И добавил вполголоса, иронически усмехнувшись:

— Фемистокла же она несчастным не сделает!

Домой после дружеской пирушки Фемистокл возвращался глубокой ночью. Теплые созвездия венчали Пентеликон.

Узкая, кривая улица вела на окраину. Фемистокл шел в темноте по памяти, ему не раз приходилось возвращаться домой за полночь. Он осторожно обходил канавы, перешагивал через ручьи, где под прибрежными кустами прятались нимфы — Фемистокл мог бы поклясться, что слышал их голоса. Иногда дорогу ему преграждали огороды и палисадники, полные темной листвы и запаха мирты. Изредка где-то во дворе взлаивала разбуженная его шагами собака…

Дом Фемистокла, такой же, как и все дома в Афинах, маленький, с черепичной крышей, с надстройкой наверху для слуг и рабов, стоял темный и тихий.

«Как гнездо птицы… — подумал Фемистокл с чувством спокойного счастья. — Как гнездо, полное птенцов. Мое гнездо. Мой дом».

На пороге, накинув покрывало, ждала жена.

— Ты опять не спишь, Архиппа!

— Я не могу спать, когда тебя нет дома, Фемистокл. И тебе это известно.

— Верно, боишься грабителей? Но ведь грабители хорошо знают, что у меня нет золота!

— Это так. Зато я хорошо знаю, что у тебя есть враги. Мало ли что может случиться!

«Не хочет сказать, что я могу выпить лишнее и не дойти до дома, — подумал Фемистокл, усмехаясь в бороду. — Клянусь Зевсом, она этого даже хотела бы, лишь бы иметь возможность помочь мне!»