Герои «СМЕРШ»

Много чего было сделано за это время. Продолжая оперативно обеспечивать 442-й госпиталь, он сумел выявить женщину-агента, не только разбрасывавшую по госпиталю немецкие листовки, но и «позаимствовавшую» из стола начальника командировочные предписания. С его участием была проведена «разработка», а затем обезврежена шпионская группа, засланная в Ленинград и имевшая свою штаб-квартиру на Петроградской стороне, на Большой Пушкарской улице. Уже в 1945-м он разоблачил агента-диверсанта разведоргана «Цепеллин», заброшенного на «глубокое оседание»…

За время героической обороны Ленинграда в городе и на передовой погибли в боях и умерли от ран, голода и болезней 1276 офицеров военной контрразведки. Казалось, теперь всё самое худшее и страшное осталось позади.

Но знать бы Борису, какие «бои» ожидали его в недалёком будущем!

…Когда-то Борис Михайлович передал нам оригинал своих воспоминаний, которые были опубликованы в одном из журналов. Это рассказ о так называемом «Ленинградском деле» — очередном кремлёвском «переделе власти».

Не будем говорить о «политических играх», ограничимся тем, что непосредственно коснулось Пидемского. В основе рассказа — его воспоминания.

После разгрома партийно-советских органов города на Неве «московские товарищи» решили взяться за Ленинградский военный округ. В ЛенВО для проверки прибыла комиссия Главного политического управления Вооружённых сил СССР (как оно тогда называлось), имевшая чёткие указания. Но тут их ожидал, как говорится, «облом»: доносчиков и клеветников среди военных не нашлось.

«Начальник Управления военной контрразведки ЛенВО генерал А.С. Быстров[241] тоже не дал, несмотря на нажим, никаких компрометирующих материалов на командующего войсками округа, его заместителей, члена Военного совета, начальника штаба. Быстрова обвиняли в укрывательстве, грозили санкциями, если хоть что-либо не даст негативного на лидеров округа. Не дал ничего. Расплату за честное поведение он вскоре почувствовал.

В результате “проверки” округа столичное руководство на основании доклада комиссии было вынуждено ограничиться снятием с должности, “для пользы службе”, командующего войсками ЛенВО генерал-полковника Д.Н. Гусева[242] — в войну начальника штаба фронта, кавалера высших наград страны, в том числе четырех орденов Ленина, орденов Суворова, Кутузова и многих других»^{318}.

Но, к сожалению, в Управлении контрразведки округа нашлись люди, недовольные своим начальником (в записках Пидемский говорит о некоем К., не называя фамилии), — и Андрианов[243], вновь назначенный первый секретарь обкома, присланный в Ленинград «для наведения порядка», дал указание подготовить партийное собрание. Фактически — для разбора «персонального дела» генерала Быстрова, хотя официально это и не говорилось.

Пересказывать хода собрания не будем — чтобы всё понять, достаточно того, что сказал на нём Пидемский. Он говорил так:

«Мне непонятно, во-первых, то, почему сегодняшние “обличители” генерала все годы, когда он, по их словам, “разлагался” и разлагал подчинённых “совместной пьянкой”, молчали, хотя партийных собраний за это время прошли десятки. Ни разу не заходили они и в партбюро. Во-вторых, можно ли считать моральным разложением совместный воскресный выезд начальников и подчинённых, не занятых работой, на рыбалку или по грибы и “распитие” там за завтраком по сто — сто пятьдесят “фронтовых”. Пусть выступят и скажут, кто и где пил меньше? Это коллективный отдых на природе, общепринятый, и не разлагающий, а сплачивающий коллектив.

Грубость коммуниста Быстрова — дело другое. Она требует партийного осуждения и исправления. Но почему никто раньше… ему по-партийному не подсказал, что негоже генералу промахи в работе подчинённых разъяснять матом? И проработку начальнику сегодня устроили, по моему мнению, только потому, что в данное время это стало модным для тех, “кто вполне не уразумел политику партии”.

А затем я задал вопрос, почему товарищи, выступая, забыли, что под руководством морально “разложившегося” начальника, “разложившийся” или “разлагающийся” коллектив заставил фельдмаршала Кейтеля[244] признать: “Мы ни разу из-под Петербурга не получили разведданных, которые оказали бы серьезное воздействие на развитие военных событий”, а немецкий генерал-полковник Йодль на допросе признал: “В нашей <германской> разведке были крупные провалы… Основную массу разведданных в ходе войны (до 90 процентов) составляли материалы радиоразведки и опросы военнопленных”. Это он говорил о Ленинградском фронте и Северо-Западе. А где были тысячи их агентов? Да в наших лагерях, в нашей русской земле и в их абверовских разведшколах, куда наше управление их внедрило. Это лучшие из оценок “разложившемуся” начальнику нашей контрразведки.

Не скажу, что слова были именно эти, но память сохранила смысл той моей речи.

Зал ответил одобрением. Коммунисты начали выступать с осуждением “партспектакля”, специально устроенного для компрометации руководства. Соответствующим этим настроениям оказалось и постановление»^{319}.