Герои «СМЕРШ»

…Прошло более чем полвека — и 17 декабря 1997 года Президиум Верховного Суда Российской Федерации ча-стично изменил давний приговор: так как несколько ранее уже была изменена статья обвинения и «измена Родине», «террористический акт», «участие в контрреволюционной группе» и тому подобная ересь заменились «злоупотреблением властью при наличии особо отягчающих обстоятельств», то «смертную казнь» поменяли на «25 лет заключения в исправительно-трудовые лагеря». Честно говоря, подобная «замена» в голове не укладывается: какой смысл приговаривать к конкретному тюремному сроку уже расстрелянного человека? Не лучше ли было просто признать виновным — если так оно на самом деле, — а далее по факту: «считать умершим». И всё, без приговора, который ни в коем случае нельзя назвать «неотвратимым» и… разумным.

…Место захоронения Виктора Абакумова затеряно на бывшем «расстрельном полигоне». Однако в 2014 году Межрегиональная общественная организация «Ветераны военной контрразведки» приняла решение о символическом перезахоронении праха, и это решение благословили представители Русской православной церкви. Капсула с землёй, взятой на Левашовской пустоши, была привезена в Подмосковье, на кладбище Ракитки — туда, где в 1974 году была похоронена Антонина Николаевна и где в 2004 году нашёл своё упокоение их сын Игорь Викторович Смирнов[48]. Теперь на могиле стоят три памятника с портретами — словно бы, в конце концов, воссоединилась семья, более полувека тому назад разлучённая по воле обстоятельств, чьему-то злому умыслу и другим многоразличным причинам…

БОЕВАЯ СЛУЖБА ПИСАТЕЛЯ Фёдор Александрович Абрамов

Вскоре после окончания Великой Отечественной войны в общественное сознание вошло такое понятие, как «лейтенантская проза» нашей советской литературы. Предвоенные выпускники вузов, студенты, а то и десятиклассники, закончившие затем ускоренный курс военных училищ: Григорий Бакланов, Юрий Бондарев, Василь Быков, Константин Воробьёв, Виктор Курочкин и другие — стали писать о той войне, которую они прошли и помнили.

Фёдор Абрамов принадлежал к тому же писательскому поколению как по возрасту, так и по биографии. Он родился 29 февраля 1920 года, уже 22 июня 1941 года записался в народное ополчение, воевал, но о войне практически не писал. Возможно потому, что о его войне и боевой службе писать было категорически нельзя. Фёдор Александрович, о чём стало известно сравнительно недавно, служил в контрразведке «Смерш», а «смершевцы», возвращаясь к мирной жизни, давали «подписку о неразглашении»: «Хранить в строжайшем секрете все сведения и данные о работе органов и войск НКВД, ни под каким видом не разглашать их и не делиться ими даже со своими ближайшими родственниками и друзьями…». Зато Фёдор Абрамов стал — было, опять-таки, такое понятие — писателем «деревенской темы», «деревенщиком», как их тогда окрестили. Причём — из лучших, из самых известных и уважаемых в стране.

Разумеется, этот творческий путь определило его крестьянское происхождение: родился на Русском Севере — в селе Верколе Пинежского уезда Архангельской губернии, был младшим из пяти детей. Места суровые, «ссыльные»: в начале XVIII столетия в Пинеге, тогда ещё не бывшей уездным центром, скончал свои дни князь Василий Васильевич Голицын[49], а два века спустя там отбывал ссылку будущий «красный маршал» Климент Ефремович Ворошилов[50].

Александр Степанович, отец Фёдора, занимался извозом в Архангельске, находящемся в трёх с половиной сотнях вёрст от Верколы. Там он и умер — через год после рождения младшего сына. Но можно понять, что семья не бедствовала: окончив школу-четырёхлетку в родном селе — для большинства ребятишек это был тогда образовательный предел, — Фёдор пошёл в пятый класс в школу в деревне Кушкопале, в двадцати пяти верстах от Верколы; в 1933 году семья вообще переехала в райцентр — село Карпого-ры, где он смог окончить десятилетку. Причём — с отличием, что позволило ему летом 1938 года быть зачисленным без экзаменов на филологический факультет Ленинградского университета.

О студенческих годах, так же как и о творческом пути писателя Фёдора Абрамова, написано немало, а нас в данном случае Фёдор Александрович интересует как воин и контрразведчик, и потому мы обращаемся непосредственно к этим темам, оставляя вопросы его творчества литературоведам и критикам. Так что сразу же переходим к чёрному дню 22 июня 1941 года:

«Когда по радио было передано заявление Советского правительства и стало известно, что началась война, жизнь города как бы вошла в новое русло, — пишет Абрам Вениаминович Буров[51], автор замечательной книги “Блокада день за днём” — хроники Ленинградской блокады. — В 13 часов 25 минут введено угрожаемое положение. Ещё до этого к районным военкоматам начал стекаться народ. Указ Президиума Верховного Совета СССР о мобилизации предписывал военнообязанным явиться на призывные пункты 23 июня 1941 года. Но уже в 12 часов 30 минут 22 июня у военкоматов начали выстраиваться очереди добровольцев»^{55}.