Герои Смуты

Реакция самого князя Дмитрия Пожарского оказалась вполне прогнозируемой. Он не только отказался примкнуть к такому сомнительному объединению, но и известил обо всем царя Василия Шуйского: «В то же время был у Николы Зараскова воевода князь Дмитрей Михайлович Пожарской и не приста к совету его и того Федора отпустиша к нему, а с тою грамотою посла ко царю Василью наскоро, чтоб к нему на помощь прислал людей». Пожарский сделал то, что должен был сделать, и Ляпунов вынужден был считаться с тем, что союз с калужским самозванцем оказался невозможным. Именно в этом контексте произнесены летописцем и слова о «думе» рязанского воеводы и боярина князя Василия Голицына: «Прокофей же, слыша то, что пришли на помощь люди в Зараской город, и с Вором не нача ссылатися. Дума ж у него большая на царя Василья з боярином со князь Васильем Васильевичем Голицыным, и от Москвы отложися и не нача царя Василья слушати»[41].

Из «Нового летописца» и других источников становится очевидным только одно — Прокофий Ляпунов отказался подчиняться царю Василию Шуйскому значительно раньше, чем того принудили оставить престол. Попытка создать какую-то коалицию против Шуйского не удалась, бесперспективной оказалась и идея объединения с калужским самозванцем. Члены бывшего тушинского двора Лжедмитрия II самостоятельно попробовали в феврале 1610 года договориться о будущем устройстве Русского государства с польско-литовским королем Сигизмундом III, осаждавшим Смоленск. Многие тогда проторили дорожку в королевский лагерь, да не всех ждал теплый прием. В королевской ставке рассматривали статьи договора, подготовленные тушинским «патриархом» Филаретом (бывшим боярином Федором Романовым), боярином Михаилом Глебовичем Салтыковым и другими бывшими тушинцами, но думали, похоже, только о главной цели — завоевании Смоленска, что в итоге должно было принести славу королю. У недавних тушинцев оставался небольшой выбор: либо возвратиться в Москву, покаявшись перед ничтожным для них царем Василием Шуйским, либо снова искать счастья вместе с самозванцем в Калуге. Между тем у самого «царика», освободившегося от своих одиозных сторонников-«панов», разорявших присягнувшие ему на верность города и уезды, снова появлялся шанс. И видеть это мог не один Ляпунов.

Прокофия Ляпунова не смутила неудача с обращением к князю Пожарскому. Он все равно, как мог, противодействовал царю Василию Шуйскому. Новый повод представился тогда, когда верные царю Василию войска под руководством воеводы князя Василия Федоровича Мосальского пытались отстоять от «воровских» притязаний Шацк — центр Мещерского уезда. Однако победа осталась за воеводой калужского «цари-ка» князем Дмитрием Мамстрюковичем Черкасским. Шуйский еще пытался удержать за собой этот богатый край, где располагались дворцовые земли, и послал на помощь князю Василию Федоровичу Мосальскому голову Ивана Можарова, скорее всего со стрелецким войском. Но этот отряд был задержан Ляпуновым в Рязани: «И Прокофей сведал то, что идут к Шацкому и, посла, повеле Ивана переняти и их не пропустиша, повеле им быти у себя»[42]. Известие это можно воспринять по-разному, даже как действия Прокофия Ляпунова в пользу калужского самозванца. Но, возможно, всё объяснялось интересами укрепления обороны Переславля-Рязанского. В Москве же очередное самоуправство Ляпунова приняли за измену.

Вскоре в столице произошел переворот, лишивший власти царя Василия Шуйского. Поводом для смены царя стало тяжелое поражение московского войска в битве с гетманом Станиславом Жолкевским под Клушином 24 июня 1610 года. Меньше чем через месяц судьба князей Шуйских была решена, и, условно говоря, «договор» с ними, заключенный сразу после свержения самозваного царя Дмитрия в 1606 году, был окончательно разорван.

Царю Василию Шуйскому мало что удалось сделать за четыре года. Не выполнил он и своей присяги «миру», которую дал при восшествии на престол: никого не казнить без вины, не разорять людей всем родом, учитывать мнение Боярской думы. Расправы с опальными людьми продолжались и, по московской традиции, они опять затрагивали всех родственников, а не одного провинившегося человека. Все обещания остались неисполненными, а самозванство не только не исчезло, но и стало мучительным признаком государственной жизни, укрыться от которого нельзя было ни в каком уголке страны. Чрезвычайные события, связанные с отрешением от власти царя Василия Шуйского, требовали решительных действий.