Герои Смуты

Первой жертвой его властных амбиций и стал Вельский. Его гибель два месяца спустя после присяги Казани Лжедмитрию II, в самом начале марта 1611 года, справедливо связывается исследователями со столкновениями по поводу присоединения Казанской земли к земскому ополчению[594]. Позиция Вельского была изначально ближе к тем, кто, подобно Прокофию Ляпунову в Рязани, стремился собрать под свои знамена всех противников «литвы», не желавших мириться с существовавшим порядком вещей. Другие же, и среди них дьяк Никанор Шульгин, стремились действовать радикально, вплоть до продолжения поддержки самозванцев, понимая, что только так смогут преуспеть в достижении своих целей. Расправа с воеводой и другими казанскими дворянами должна была на время удержать Казань от активной поддержки Первого ополчения. Однако даже после гибели царского боярина споры о том, примыкать или не примыкать к земскому движению, в Казани не утихли.

Слишком важна и заметна была Казань как один из главных центров Русского государства, поэтому объединившиеся в ополчение земские силы стремились добиться поддержки митрополита Ефрема, казанских воевод и приказных людей. В соседних поволжских городах — Нижнем Новгороде, Костроме и Ярославле — оказалось немало казанских жителей — дворян и посадских людей, торговавших с «верховыми» городами. Видя, как из городов отправлялись к Москве отряды Первого ополчения, они также были захвачены общим земским порывом. Именно от своих земляков, а также купцов и посадских людей, торговавших с Казанью, здесь в конце апреля 1611 года (как только снова стало возможно судоходство по Волге) узнали обо всех изменениях в центре государства, связанных с началом осады Москвы земскими силами. В Казань напрямую обращались из «городовых советов» поволжских городов Замосковного края, и даже сам главный воевода ополчения Прокофий Ляпунов прислал к казанцам грамоту с призывом о соединении. Интересно, что в этих обращениях можно встретить разные пышные именования Казанской земли, отразившие ее не очень понятный для большинства статус в условиях «междуцарствия». Например, из Ярославля писали «в царьствующий преславный град Казань», из Костромы — «в Богом держимаго Казанского государьства области», от Прокофия Ляпунова из подмосковного ополчения — «в великое государьство Казанское, в вотчину Московского государьства». Далее, как правило, следовали обращения к митрополиту Ефрему и безличные упоминания бояр, воевод, приказных людей и всех чинов Казанского царства. В отписке из Костромы назвали по именам только двух главных воевод — бояр Василия Морозова и Богдана Вельского (не зная о смерти последнего) и только нижегородцы точно перечислили имена всех управителей Казани, включая дьяка Никанора Шульгина. Большое значение Казанской земли в делах Русского государства осознавалось всеми. В ярославской отписке после изложения всех вестей и призывов к соединению даже сочли необходимым оговориться: «Мы вам меншие, болшим не указываем: сами то можете своим премудрым, Богом данным, разумом разсудити»[595]. В любом случае отмалчиваться дальше и держаться своей особой позиции, выраженной в присяге убитому Лжедмитрию II, казанцам было уже невозможно.