Читаем Герои Смуты полностью

Для успеха земского движения, начатого Прокофием Ляпуновым в Переславле-Рязанском, решающим обстоятельством стало срединное положение этого города на путях от Калуги и Тулы, остававшихся под влиянием прежних сторонников «царика», к Нижнему Новгороду как центру земщины. Сработала очень простая мысль: объединиться для общего дела можно и без посредничества Москвы. В то же время все понимали, что главный бой с врагом — польско-литовским королем Сигизмундом III — будет за столицу и ее святыни, поэтому Москва и становилась местом сбора отрядов ополчения. Но об этих совместных действиях еще нужно было договориться друг с другом. Мысль о сопротивлении королю, задержавшему московское посольство и продолжавшему осаду Смоленска, зарождалась повсюду, а не в одной Рязани. Известия об утеснениях, творимых патриарху Гермогену, о подчиненном положении Думы, о бесчинствах иноземных солдат в Москве и разных уездах — всё это вызывало протест жителей Московского царства. Однако приходится вспомнить извечную и больную тему огромных российских пространств, в которых легче затеряться, чем думать о союзе. Тем более когда государственные скрепы слабеют и распадаются, как это происходило в годы Смуты, или, напротив, становятся просто удушающими в другие времена…

* * *

Существует не одна, а несколько историй про то, как Прокофий Ляпунов начинал земское движение в Рязани. Основу рассказа об этом, конечно, составляют подробности, оставшиеся в грамотах времен организации ополчения, подписанных, а может, и написанных самим рязанским воеводой. Другие сведения собирались Боярской думой, а также главой польско-литовского гарнизона, «московским старостой» Александром Госевским. От них информация переходила в королевскую ставку, где ее могли перепроверить расспросными речами тех людей, кто приезжал к королю под Смоленск. Конечно, можно было бы попытаться нарисовать какую-то усредненную картину, отовсюду взяв разные детали. Обычно в исторических исследованиях так и делается. Однако интереснее другое: не вторгаясь со своими трактовками и не нарушая восприятие событий их современниками, последовательно рассмотреть, что думали о земском движении в разных городах Московского государства, в Боярской думе и в королевской ставке под Смоленском.

Прокофий Ляпунов от имени «всех чинов» из Рязани обращался в Нижний Новгород несколько раз в январе 1611 года. Самая первая грамота, возможно, была перехвачена по дороге муромским воеводой князем Василием Федоровичем Мосальским и отослана в Москву. Там Александр Госевский быстро принял меры и стал договариваться (впрочем, безуспешно) об отправке в поход против Прокофия Ляпунова отрядов полковника Николая Струся и гетмана Яна Сапеги. Попытались направить в Рязанскую землю и донцов Ивана Заруцкого, но опоздали. Союз Рязани и Тулы уже сложился. Заруцкий попросту отослал боярскую грамоту из Москвы самому рязанскому воеводе, подтвердив, что действует сообща с земскими силами. В итоге набег на рязанские города в середине января 1611 года совершили запорожские казаки во главе с атаманом Наливайко. Одновременно против Ляпунова выступил отряд во главе с одним из рязанских дворян Исаком Сунбуловым. Им едва не удалось захлопнуть «капкан», осадив Ляпунова в Пронске.

Трудно даже представить, что бы произошло дальше, если бы мятежный рязанский воевода, с именем которого уже начинали связывать организацию сопротивления «литве», был тогда захвачен в плен или убит. Но этого не произошло, и выручил Прокофия Ляпунова не кто иной, как хорошо известный ему зарайский воевода князь Дмитрий Михайлович Пожарский, сумевший собрать под свое командование для броска из Зарайска в Пронск «коломничей и рязанцев». Сюжет сам по себе достойный исторического романа. Но так было в действительности: двух главных воевод земских ополчений, с чьими действиями в 1611—1612 годах во многом будет связано освобождение Москвы, судьба на короткую минуту свела вместе. Уже одно имя князя Пожарского, как пишет автор «Нового летописца», заставило «черкас» (запорожских казаков) отойти от Пронска в Михайлов. Из Пронска оба воеводы — князь Дмитрий Пожарский и Прокофий Ляпунов — вместе возвратились в Переславль-Рязанский. К сожалению, неизвестно, о чем они беседовали, едучи по пронской дороге в Рязань, но случайной такую историческую встречу не назовешь. В летописи осталось свидетельство, что князь Дмитрий Михайлович, «приня» благословение от рязанского архиепископа Феодорита, вернулся в Зарайск[96]. Архиепископ Феодорит, несомненно, получал грамоты патриарха Гермогена. Так не благословил ли рязанский владыка тогда еще и другой, военный союз героев Смуты?

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары