Герои Смуты

«Бояр», которых «изобрали всею землею по сему всее земли приговору», обязывали «строить землю и всяким земским и ратным делом промышлять», но у них изъяли право приговаривать к смертной казни: «…а смертною казнью без земского и всей земли приговору бояром не по вине не казнити и по городом не ссылати, и семьями и заговором никому никого не побивати, и недружбы никоторыя никому не мстити». Виновных в нарушении этой статьи самих ожидала казнь: «А кто кого убьет без земского приговору, и того самого казнити смертью» (статья 19). В последних статьях Приговора определялся порядок исполнения «земских и ратных дел», устанавливалась иерархия «бояр» и полковых воевод, принимались меры для сбора денежных доходов и казны только в финансовых приказах, а не самими воеводами. Ополчение учреждало земскую печать, которую нужно было прикладывать к грамотам «о всяких делах»[128]. Для легитимности грамот «о больших, о земских делах» требовались еще боярские рукоприкладства («у фамот быти руке боярской»). Приговором была проведена своеобразная «централизация» управления. Для ведения ратных дел создавался один «большой Розряд», где и должна была вестись вся документация о службе и «послугах» ратных людей, о их ранении и гибели на земской службе. В противном случае в полковых разрядных шатрах создавалась возможность для злоупотреблений, о чем не преминули напомнить в Приговоре: «…а послуги всяким ратным людем писати про себя вправду, как душа Богу и всей земле дана, а не лгати». С этой же целью наведения порядка запретили ведать поместные дела непосредственно «в полкех», сосредоточив их «в одном Поместном приказе». Запрет о выдаче таких отдельных поместных и вотчинных фамот принимался для того, «чтоб в поместных делах смуты не было» (статьи 20—22).

И наконец, стоящая в конце документа, но особенно важная для истории Первого ополчения статья 23 Приговора. В советской историографии она воспринималась как важное звено в истории закрепощения крестьян, потому что в ней определялось «по сыску крестьян и людей отдавать назад старым помещикам». Однако при этом упускалось из виду, что речь в статье шла только о тех крестьянах и холопах, которые были вывезены по указам Бориса Годунова 1601 и 1602 годов, а также о беглых. Те, кто «выбежав живут по городом, по посадом», действительно подлежали возврату, а о тех, кто продолжал служить в ополчении и поступил там в казаки, не говорилось ни слова. И такое умолчание красноречивее всех более поздних обвинений в крепостничестве свидетельствует о том, что так просто крестьянский вопрос в Первом ополчении не решался[129].

Приговор, подписанный всеми «чинами», присутствовавшими в ополчении, устанавливал порядок смены бояр, «выбранных ныне всею землею для всяких земских и ратных дел в правительство». «Бояре» князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, Прокофий Ляпунов и Иван Заруцкий должны были «о земских делех радети». Полковые воеводы подчинялись боярам, но как те, так и другие руководители ополчения назначались и сменялись «всею землею» (статья 24). Всё это показывает, что в Первом ополчении уже выработался общий принцип приоритета «земского дела» перед всем остальным, не исключая личные амбиции бояр из подмосковного «правительства».

Более того, Приговор создавал предпосылки для оформления нового порядка управления Московским государством, где наряду с традиционными приказами — Разрядом, Поместным, Дворцом, Большого прихода, Разбойным и т. д. существовал постоянный собор «всея земли». Земский собор составляли разные «чины», перечень которых отражают рукоприкладства на Приговоре 30 июня 1611 года (к сожалению, сохранившиеся только в пересказе)[130]. Именно земскому собору — «Совету всей земли» — и принадлежала тогда верховная власть в полках под Москвой летом 1611 года.