Герои Таганрога

Ранним утром заключенных разбудил сиплый голос Стоянова. Встав на пороге камеры, он вызывал по фамилиям:

— Афонов Василий, Афонов Константин, Вайс Сергей, Пазон Юрий, Шаролапов Владимир, Колыванов Алексей, Скрибников Василий, Плотников Максим.

Узники вставали, с трудом передвигая ноги, плелись в коридор.

Константин Афонов и Пазон подняли Вайса на руки.

— Нет. Они не будут нас вешать. Сейчас только четыре часа утра. Они повезут нас расстреливать, — проговорил Сергей.

А Стоянов называл все новые фамилии.

Солнце еще скрывалось за крышами домов, когда арестованных вывели во двор. У ворот стояли три крытые брезентом грузовые машины. В одну из них полицаи складывали лопаты.

— Это конец, — сказал Василий. Где-то в глубине души он еще надеялся на внезапное наступление Красной Армии, которая может спасти их всех. Напрягая слух, он стремился уловить знакомый гул артиллерийской канонады. Но в тихом утреннем воздухе слышался только щебет птиц, да слабый ветерок с моря шелестел в листве деревьев.

Среди тех, кого вывели во двор, были только две женщины: медсестра Анна Головченко и Нонна Трофимова.

В разорванном легком платьице Нонна ежилась от ранней прохлады. Увидев доктора Сармакешьяна, она подошла к нему, но тот испуганно замахал руками, побежал к машине. Стоянов грубо толкнул его палкой в спину.

— Жалко, не я тебя допрашивал, старый болван, — прошипел он. — Я бы тебя заставил заговорить.

Сармакешьян приветливо улыбнулся Стоянову, затряс бородкой. Помутившееся сознание не позволяло ему понять происходящее...

Полицаи прикладами загоняли людей в грузовики. Когда поместили всех, машины, рыча моторами, выползли из ворот вслед за мотоциклом, на котором ехал Стоянов. Миновав пустынные улицы Таганрога, они выбрались на шоссе и вскоре остановились на краю Петрушиной балки.

Щурясь от яркого, поднявшегося из-за горизонта солнца, обреченные на смерть увидели неплотные ряды гитлеровских солдат. Немцы цепью выстроились вдоль небольшого оврага, который протянулся по самой границе аэродрома. Это были каратели из зондеркоманды СД-6 и тайной полевой полиции ГФП-721. Их выставили в оцепление.

Капитан Брандт предложил Стоянову, Петрову, Ковалеву и Ряузову участвовать в расстреле подпольщиков.

Осужденных заставили раздеться, потом повели к небольшому обрыву, под которым виднелась свежевырытая яма. Василий Афонов видел, как Нонна Трофимова сняла платье и в одной сорочке пошла вместе со всеми.

— Цурюк! — насмешливо окликнул ее Брандт. Кивком головы он показал на туфли.

Девушка вернулась к куче одежды, сбросила туфли и босиком догнала товарищей. Возле ямы гитлеровцы связали всем руки и заставили лечь на землю вниз лицом.

— Что, гады, боитесь смотреть нам в глаза? — крикнул Константин Афонов.

— Погоди, хромая собака, — сказал Василий Стоянову, — тебя еще найдет советская пуля.

Брандт первый вытащил из кобуры пистолет и выстрелил Нонне в затылок. Она вздрогнула, на мгновение поднялась на локте и уронила голову.

А Стоянов, Петров, Ковалев и Ряузов уже в упор расстреливали остальных.

В этот день фашистские пули оборвали жизнь тридцати четырех советских патриотов.

XXII

После побега из полиции Женя Шаров вместе с Петром Турубаровым безвылазно жили в погребе у Валентины Кочуры. Теперь только Кузьма Иванович Турубаров навещал сына. Почти каждый день он приносил ему еду и сообщал последние новости. От него Петр узнал о массовых арестах, от него же услышал и о расстреле Василия Афонова и других подпольщиков.

Валентина Кочура и ее мать целыми днями сидели дома и боялись выходить на улицу. Да и Женьку Шарова будто подменили. Он частенько испуганно вздрагивал, у него появилась какая-то дрожь в голосе.

Чтобы не подвести семейство Кочуры в случае обыска, Петр вместе с Шаровым и Валентиной вынесли ночью из дома оружие и выбросили его в выгребную яму. Только с пистолетом Петр не расстался, потому что решил живым не сдаваться.

Потеряв дочерей, Кузьма Иванович Турубаров делал все, чтобы хоть Петр не попал в руки Стоянова. Он уговаривал сына бежать к своим на ту сторону Таганрогского залива и принес для этого спасательный резиновый пояс. Но Петр отказался плыть один и соглашался уходить только с Шаровым и Валентиной Кочурой. Для этого нужна была лодка. Старик Турубаров ходил по знакомым рыбакам, подыскивая подходящую байду. И такая байда нашлась. Восемнадцать тысяч запросил за нее хозяин. Деньги пришлось занять у знакомых.

Но за день до намеченной сделки к соседям Валентины Кочуры ночью нагрянули немцы. Из-за невысокого плетня доносились их ругань и крики. Петр выбрался из погреба и подошел к окну. Вслед за ним вылез и Женя Шаров. В его руках был спасательный пояс.

— Бежим, Петр, пока еще не поздно, — испуганно проговорил он.

— А как же Валентина?

— Бегите хоть вы. А мы с мамой завтра в деревню к знакомым уйдем, если до утра не схватят, — сказала взволнованная девушка.

— Айда, Женька! — Петр дружески обнял Валентину, поцеловал ее в щеку и выпрыгнул в окно.

После сырого подвала было приятно вдохнуть свежий, пахнущий морем воздух. Теплый ветерок гладил лицо и руки.