Герои Таганрога

До самого комендантского часа ходили ребята по знакомым квартирам. Успехи у них были небольшие. Никто и слушать не хотел взволнованных девушек и парней.

— Нас будут расстреливать? Стариков и детей? За что? — наивно спрашивали усталые и недоумевающие люди Валентину или Женьку Шарова. — Вот если мы не подчинимся им, тогда нас расстреляют.

— Не ходите на площадь, спрячьтесь, — уговаривал растерянных, бледных женщин взъерошенный Лева Костиков. — Вас ограбят и убьют — вот чего они хотят.

— Куда же мы спрячемся? Нас здесь все знают. Где же мы будем жить? В погребе? А у меня Сонечка грудная на руках... Мы же умрем с голода. Кто нас будет кормить?

Лева с отчаянием смотрел на людей.

— Спасибо, спасибо, — благодарили Раю в другой квартире. — Мы и сами так думаем. Нас соседи обещали спрятать на время.

— Уходите, уходите, ничего не хочу слышать! — испуганно шептал Женьке Шарову беловолосый с бескровным лицом старик. — Вы только себя подведете. А нам все равно ничем нельзя помочь...

К комендантскому часу ребята успели обойти около двадцати семейств. Молодые подпольщики торжествовали. Все-таки кое-кто из предупрежденных ими людей согласился уехать из города.

* * *

На другой день с утра на Владимирской площади собралось больше двух тысяч евреев. Старики, женщины, подростки с узлами, чемоданами, мешками и дорожными сумками озабоченно топтались возле своих вещей, испуганно поглядывали на немецких солдат, оцепивших площадь. Начальник городской полиции Юрий Кирсанов вместе с капитаном Эрлихом забирали у людей ключи от квартир и тут же ощупывали каждого человека, отбирая наличные деньги и драгоценности. Негромкий ропот шелестел над площадью.

Негреющее осеннее солнце выглянуло из-за свинцовых туч, когда на боковой улице остановились четыре крытых брезентом грузовика. Немцы торопливо подвели к ним женщин с грудными детьми на руках и совсем уже дряхлых стариков. Подталкивая их прикладами, солдаты загнали людей в машины. Будто по команде, разом взревели моторы. Огромные грузовики, наполнив улицу черным едким дымом, тронулись с места и вскоре исчезли за поворотом.

Прошло не менее двух часов, пока Кирсанов и Эрлих под наблюдением майора Альберти зарегистрировали оставшихся евреев, а заодно произвели осмотр содержимого чемоданов и свертков. Наконец ортскомендант подал знак общего построения. Изнуренные, взволнованные люди нехотя становились в колонну, когда к сборному пункту подъехал грузовой автомобиль. Это был один из тех четырех, на которых увезли женщин и стариков. Из кабины водителя на землю лихо соскочил немецкий солдат и принялся осматривать скаты. А те, кто стоял поблизости, увидели на сиденье шофера груду поношенных женских платьев.

Вскоре колонну евреев под охраной автоматчиков повели по улицам города. Лица обреченных были испуганны и полны тревоги.

— Куда их гонят? Куда ведут? — слышались возгласы.

Горожане толпились на перекрестках, провожая унылую процессию. Среди таганрожцев был Кузьма Иванович Турубаров. Он стоял вместе с Раей. Неожиданно внимание его привлекла молодая черноволосая женщина. За ее руку держался мальчик лет четырех. Они проходили вдоль самого тротуара. Мальчик с любопытством разглядывал окружающих. У него была рыжая челка, щербатый рот и бледные веснушки на носу.

Вдруг Кузьма Иванович поймал отчаянный, молящий взгляд женщины.

— Жорик! Иди ко мне! — ласково позвал он мальчика, еще не осознав, что делает.

Женщина торопливо подтолкнула сына. Он удивленно оглянулся на мать, но она улыбнулась ему измученной, подтверждающей улыбкой. Ребенок ступил на тротуар и доверчиво сделал шаг к Кузьме Ивановичу.

— Я не Жорик. Я Толя, — сказал мальчик приветливо. — А я, дядя, вас знаю. Мы с мамой к вам приходили за рыбкой.

Кузьма Иванович быстро огляделся. Никто не обращал на них внимания.

— А я тебе сейчас еще рыбки дам, — сказал он мальчику, взял его за руку и быстро протиснулся в толпу.

Оглянувшись, он увидел благодарный взгляд женщины. Она уходила в колонне...

— А куда мама пошла? — заглядывая Кузьме Ивановичу в глаза, спросил Толя.

— Она скоро придет, — ласково проговорил старый рыбак, отводя глаза в сторону.

Рая взволнованно шла вслед за ними.

— Папа, вы сумасшедший, идите скорее! — торопила она отца.

Старик Турубаров медленно, с достоинством шел прочь от страшного места и вел за теплую, замурзанную руку спасенного им ребенка.

— А куда мы идем? — доверчиво спрашивал его Толя.

— Домой, детка, домой, — бормотал Кузьма Иванович.

Толя стал полноправным членом семьи Турубаровых.

— А когда придет моя мама? — часто спрашивал он у взрослых.

— Потерпи, Толик. Скоро придет, — отвечал кто-нибудь с грустью.

Не могли же они рассказать ребенку, что его мать вместе с другими евреями Таганрога была расстреляна в то солнечное прохладное утро за колючей проволокой аэродрома. Там в небольшом овраге, названном Петрушиной балкой, на самом краю аэродрома под аккомпанемент ревущих моторов ежедневно трещали автоматные очереди. Этот овраг таганрожцы прозвали Балкой Смерти.

IV