Герои Таганрога

Возможность провала заставила Морозова крепко задуматься над структурой подпольной организации. Он мыслил себе эту организацию сильной и крепкой, состоящей из множества малых сплоченных групп. Сначала он хотел объединить все группы воедино, в один отряд, но потом решил, что лучше, чтобы каждая группа существовала отдельно.

Это подсказывал ему здравый смысл, этого требовала конспирация. Не одну ночь провел он, размышляя над этим.

— В дальнейшем мы будем создавать все новые и новые подпольные группы, — сказал он. — Человек в пять-восемь. Но каждый подпольщик будет знать только членов своей группы. Все группы будут связаны с руководством подполья только через своих руководителей... Это на случай провала...

— Правильно, — сказал Петр. — Но провала не будет.

— Николай Григорьевич, а есть сейчас, кроме нас, еще группы? — вздохнув, спросила Рая. — Очень хочется знать, что мы не одни...

— Пока нет, но будут, — сказал Морозов после некоторой паузы.

Он уже не мог говорить о том, что несколько дней назад встретил Георгия Пазона, своего бывшего ученика, раненного в ногу бойца Красной Армии, и дал ему задание тоже собрать надежных ребят.

Закон конспирации входил в силу. Об этой группе пока будет знать только он, Морозов. После встречи с Пазоном Морозов окончательно решил создавать только мелкие, компактные группы. Они были хороши тем, что в случае провала одной оставались другие, которые могли продолжать начатое дело.

— Вернемся к избранию командира, — сказал Николай. — Я рекомендую Петра Турубарова. Он пограничник. В дисциплине толк понимает. Да и оружие знать должен. Как вы считаете?

— Кандидатура подходящая, — улыбнулся Шаров. На его щеках обозначились ямочки.

Петра Турубарова избрали единогласно. Начальником штаба назначили Леву Костикова. Ему поручили хранить клятвы, припрятав их в надежном месте.

— Теперь о практической работе, — начал Морозов. — По мере сил мы должны добывать оружие. Вот у Шарова уже есть браунинг. Это хорошо. Но оружие носить при себе опасно. Можно нарваться на облаву. Его надо хранить в тайниках. И пока ни в коем случае не пускать в ход...

Шаров недоуменно поднял брови, заморгал:

— А я только позавчера кокнул немца...

Ребята молча впились в него глазами, пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно.

— Как же ты его, Женя? — испуганно вскрикнула Рая.

— Вечером возле порта с ним встретился. Кругом никого. А он пьяный идет, пошатывается. В небе самолеты гудели. То ли наши, то ли немцы — не разобрал. Я его тихонечко и тюкнул. А сам драпу во все лопатки. Только дома и отдышался...

— Вот этого, товарищи, делать не следует, — сурово проговорил Николай. — Надо все рассчитывать и взвешивать, Объявление читали? Ведь немцы расстреливают заложников. Вот полюбуйтесь. — Николай достал из кармана сложенный лист бумаги, развернул и начал читать: — «Уже несколько наших доблестных спасителей — немецких солдат и офицеров — пало жертвами предательских ударов из-за угла. В ночь с 29 на 30 октября в Таганроге был убит немецкий офицер. За это по распоряжению германского командования расстреляно десять граждан-заложников. Германское командование уполномочило нас заявить, что так будет и впредь. За каждого убитого в городе немца будут расстреливаться заложники».

— Кого это «нас» уполномочило германское командование? — недовольно поморщился Лева Костиков, делая ударение на слове «нас».

— А вот здесь, в конце объявления, написано: «Бургомистр Ходаевский Н. П. С разрешения ортскомендатуры. Тираж три тысячи экземпляров».

— Николай! Так я же только позавчера убил. А этого в октябре кто-то кокнул! — воскликнул Женя.

— Значит, за твоего еще десять жителей расстреляют, гады.

Все растерянно смотрели на Николая.

— А что же делать? — спросил Шаров.

Морозов некоторое время сидел молча. Он понимал, что от ответа на этот вопрос во многом зависит будущее подпольной организации. У молодых парней, горящих ненавистью к врагу, впервые в жизни оказалось в руках настоящее боевое оружие. Им не терпится пустить его в ход, не терпится внести свой реальный, ощутимый вклад в священную борьбу за Родину. Если не направить этот порыв в строгое, разумное русло, каждый начнет действовать на свой страх и риск, и тогда организация перестанет существовать.