– Это сигнал чрезвычайно важного сообщения под кодом «крайне срочно».
– Эбби, вопрос: какой код?
– Оно помечено как «эта чертова распроклятая Студия», Хэри.
– Черт! – Хэри затряс головой в надежде привести ее в нормальное состояние.
Пометка «эта чертова распроклятая Студия» стояла на коде, который он дал Гейлу Келлеру, личному секретарю Артуро Коллберга, председателя сан-францисской Студии. Видимо, у Гейла были плохие новости.
– Эбби, только звук. Ответить. Внезапно визг сменился молчанием.
– Слушаю, Гейл. Это Хэри.
– Профессионал Майклсон? – Голос секретаря звучал неуверенно: подобно большинству людей, он испытывал дискомфорт, разговаривая с невидимым собеседником. – Э-э… администратор Коллберг хотел бы встретиться с вами в своем офисе, профессионал.
– В своем офисе? – машинально повторил Хэри. Коллберг никогда не принимал посетителей в собственном офисе. Хэри не был там вот уже десять лет. – В чем дело? Мое следующее Приключение запланировано только на начало будущего года.
– Э-э… видите ли, профессионал, я не знаю, что произошло. Администратор не сказал мне. Он только просил передать, что это касается вашей жены.
– Моей жены?
«А разве что-нибудь может не касаться моей жены», – с горечью подумал Хэри, а вслух произнес:
– В чем дело? С ней что-то случилось? – Сердце сильно стукнуло, а потом учащенно забилось. – С ней все в порядке? Что происходит?
– Я не знаю, профессионал Майклсон. Мне сказали только, что…
– Понял, понял, – перебил его Хэри.
Он свесил ноги с кровати, встал и внезапно обнаружил, что не чувствует похмелья. Сколько времени ему понадобится, чтобы принять душ и одеться? Нет, к черту душ – у него слишком мало времени. Почистить зубы? Или дыхнуть на председателя перегаром скотча? А пошло оно все к черту!
– Я выезжаю. Скажите ему, что я буду через полчаса. Скажите… скажите, что я уже еду.
День первый
– Его зовут… э-э… Ма'элКот. – Администратор Коллберг облизнул толстые бесцветные губы и продолжил: – Мы считаем, что это псевдоним.
Хэри стоял неподвижно перед массивным столом председателя. Он мысленно проворчал: «Конечно, псевдоним, идиот». А вслух заметил:
– На языке пакили «элКот» значит «огромный», «безграничный». Приставка «Ма» означает первое лицо глагола «быть». Это не имя, это хвастовство. – «И не будь ты таким идиотом, ты знал бы об этом».
Эти безмолвные комментарии никак не отразились на его лице – оно оставалось невозмутимым благодаря годам практики.
Широкий прямоугольный экран транслятора «Сони» позади стола показывал вид, вряд ли имевший какое-либо отношение к реальному миру за стенами здания. На экране в озеро опускалось осеннее солнце, в то время как сам офис находился на подземных этажах комплекса.
Внутренний офис был святилищем, куда мало кого допускали. За те одиннадцать лет, что Коллберг был председателем, даже Хэри – сан-францисская звезда первой величины, постоянный член списка самых высокооплачиваемых актеров мира – был здесь всего однажды. Офис был небольшой и округлый, без единого острого угла. Генератор климата поддерживал в комнате прохладу, поэтому Коллберг здесь не потел – почти никогда не потел.
Председатель сан-францисского отделения Студии был рыхлым коротышкой, не столько толстым, сколько шарообразным и упитанным. Светло-серые пряди волос едва прикрывали голову, обезображенную шрамами неудачных пластических операций, а глаза были окружены жировиками, цветом и консистенцией напоминавшими прокисшее тесто.
Хэри видел такое лишь однажды за всю свою жизнь, когда Кейн освободил нескольких рабов племени огрилло в Зубах Божьих. Огрилло выращивали их в вонючих подземных пещерах подобно скоту – Кейну попадались подростки, никогда не видевшие солнца – и кастрировали, чтобы сохранить мясо сочным и сладким. Кожа этих рабов была очень похожа на кожный покров Коллберга.
Впрочем, одернул себя Хэри, об этом не стоит думать слишком долго, не то можно содрогнуться.