Герои вчерашних дней

Так или иначе, но новая крепость возводилась много лучше прежней. Не забыли и урока с поджогом стен — теперь они ставились в виде срубов, заполненных землей, обложенных дерном и обмазанных снаружи глиной. Такая стена не в пример лучше сопротивляется пушечным ядрам и практически неуязвима для таранов и «огневого нападения».

Работали казачки на износ, жилы рвали, понимая, что не на дядю трудятся, а себе жизнь спасают. Подгонять никого не приходилось, в итоге управились меньше чем за год, и уже летом 1686 года на амурском берегу стояла новая твердыня.

На удивление, за год Бейтон и Толбузин сильно сдружились, хоть и был один природным русаком древнего рода, а другой — «немчурой выкрещенной». Хотя видится, судя по всему, им доводилось нечасто. Толбузин, похоже, распоряжался в крепости, а Бейтону пришлось вспомнить свою основную профессию военного. Скрыть возвращение русских было невозможно, поэтому вскоре вокруг крепости начали активно шустрить маньчжурские летучие отряды. За ними-то и гонялся Бейтон во главе кавалерийского отряда: «хотели богдойцы воинские люди ко Албазину подъезжать, а я… с ратными людьми поиски над ними чинил и бои с ними были непрестанно».[5] В ноябре 1685 г. он догнал маньчжурский отряд у Монастырской заимки, а в марте 1686 г. — на р. Кумаре.

Но и Афанасий Иванович, и Алексей Ларионович прекрасно понимали, что все это — не более чем разведка, прощупывание противника. И оба они знали, что впереди главный бой, который решит все, и оба ждали этого боя.

Долго ждать не пришлось. О том, что русские вернулись на Амур, Канси доложили еще феврале 1686 года. Император отреагировал недвусмысленно: «Ныне русские снова вернулись в Албазин, отстроили город и поселились в нем. Если не поспешить их немедленно уничтожить, они непременно создадут запасы провианта, будут упорно обороняться, и тогда одержать над ними победу будет нелегко. Следует приказать Сабсу … отправится для взятия Албазина».[6]

Кто может оспорить волю императора? Маньчжурское войско выступило к Албазину двумя группами — трехтысячная конница шла сушей, а 4500 пеших солдат и артиллерию в сорок голландских пушек отправили, как и прошлый раз, на судах по реке.

Как мы видим, на сей раз китайцев было вдвое меньше — семь с половиной тысяч человек. Дело не только в том, что сыны Поднебесной наконец уяснили истинную численность русских на Амуре. Были тому и другие причины.

Так случилось, что возвращение русских на Амур совпало с резким обострением отношений между Китаем и молодым и агрессивным Джунгарским ханством — вот-вот должна была начаться война. А накануне серьезной войны лишних солдат не бывает. Кроме того, если первая осада Албазина была тщательно спланированной акцией, то «второе пришествие» китайских войск было, по сути, импровизацией. Войско собирали в пожарном порядке, и набиралось оно, если честно, с бору по сосенке.

Вот что пишет о составе цинской армии известный китаевед Г. В. Мелихов:

«Помимо подразделений маньчжурских «восьмизнаменных» войск и отряда китайских феодалов-изменников, с самого начала завоевания Цинами Китая перекинувшихся на сторону маньчжуров, под командованием Линь Синчжу оно включало также солдат и офицеров «мятежников» — разбитых маньчжурами в Юго-Западном Китае китайских войск «трех вассальных князей», китайских военнопленных, захваченных Цинами в Фуцзяни и на Тайване, с бесчеловечной жестокостью переброшенных маньчжурами из привычных субтропиков в тайгу Приамурья с ее суровыми морозами. Далее список цинского воинства пополняют уголовные и политические преступники из числа китайцев, сосланные за различные преступления на Северо-Восток и занятые на обслуживании речного флота, почтовых станций и пр. Наконец, в состав маньчжуро-китайских войск были включены жестоко эксплуатируемые, доведенные маньчжурами до полного обнищания «братские народности» — солоны и дауры»[7]