Герой веков

— Тен-Сун из Третьего поколения. — Официальный тон Кан-Паара заставил зрителей притихнуть. — Ты упорно требовал суда в присутствии Первого поколения. Согласно Первому договору, мы не можем вынести приговор, не позволив тебе выступить в свою защиту. Если Первое поколение сочтет необходимым отменить наказание, тебя освободят. В противном случае ты должен будешь принять решение Совета Вторых, которое и определит твою судьбу.

— Я понял, — откликнулся Тен-Сун.

— В таком случае, — Кан-Паар облокотился на трибуну, — мы начинаем.

«Он совсем не обеспокоен, — понял Тен-Сун. — Похоже, он собирается развлечься. А почему бы и нет? После того, как они веками внушали, что Третье поколение состоит из негодяев? Все это время Вторые пытались исправить свои ошибки, а ошибками они считали то, что дали нам слишком много свободы, позволили считать, что мы ничем не хуже их. Доказав теперь, что я — самый «спокойный» из Третьих — представляю опасность, Кан-Паар одержит победу в войне, которую ведет бо́льшую часть своей жизни».

Тен-Суну всегда казалось странным, что Вторые так сильно опасались Третьих. Им понадобилась лишь одна смена поколений, чтобы осознать свои ошибки: Четвертые были почти столь же лояльны к ним, как и Пятые, если не считать нескольких отклонений от нормы.

И все же кое-кто из молодых поколений — Ме-Лаан и ее друзья, к примеру, — действовали так, что… возможно, Вторые боялись не зря. Потому и собирались принести Тен-Суна в жертву. Таким им представлялся путь восстановления порядка и благочестия.

Их точно ожидал сюрприз.

* * *

Зерна чистой алломантии — частички силы самого Охранителя. Не знаю, почему Рашек оставил одно из них у Источника Вознесения. Возможно, не заметил — возможно, собирался использовать позже, чтобы вознаградить счастливчика из числа своих слуг.

А возможно, боялся, что когда-нибудь потеряет собственные силы, и это зернышко понадобится ему самому, чтобы восстановить алломантический дар. Так или иначе, я благословляю Рашека за его оплошность, потому что без этой металлической бусины Эленд бы умер у Источника в тот день.

10

Сэйзед никак не мог разобраться, что делать с ларстаизмом. Религия выглядела достаточно невинной. О ней было известно многое: в четвертом веке один из хранителей обнаружил целый клад с молитвенниками, священными книгами, записями и заметками, которые когда-то принадлежали высокопоставленному священнику этой церкви.

И все-таки сама по себе религия казалась в каком-то смысле… нерелигиозной. Основанная на искусстве, а не на святости в привычном смысле, она поощряла денежные пожертвования монахам, которые сочиняли стихи, рисовали и создавали скульптуры. Это как раз и не позволяло Сэйзеду сделать окончательный вывод, поскольку он не мог отыскать ни одного противоречия в доктринах ларстаизма. Их просто было слишком мало, чтобы одно в них могло противоречить другому.

Террисиец читал и перечитывал написанное, качал головой. Лист бумаги он прикрепил к папке, чтобы не сдуло ветром, а привязанный к седлу зонт защищал страницу от пепла. Вин жаловалась, что не понимает, как можно ехать верхом и читать, — Сэйзед же устроил все очень удобно.

Тем более не надо было перелистывать страницы — он просто перечитывал одни и те же слова снова и снова, повторял про себя, будто играя с ними в уме. Предстояло принять решение. Содержалась ли в этой религии истина? Ларстаизма придерживалась Мэйр, жена Кельсера. Она была из числа тех немногих знакомых Сэйзеда, которые предпочли поверить в одну из старых, проповедуемых им религий.

«Ларста верили, что смысл жизни заключается в поиске божественного. Учили, что искусство приближает нас к пониманию сущности божества. Поскольку не все могут тратить время на искусство, ради блага общества в целом необходимо поддерживать группу преданных своему делу мастеров, которые будут создавать шедевры, способные возвышать людей, соприкоснувшихся с ними».

Все это было очень даже хорошо, с точки зрения Сэйзеда, но как же вопросы жизни и смерти? Как быть с душой? Что собой представляло божественное и как оно допускало ужасы, происходящие с миром, если и в самом деле существовало?

— Ты знаешь, — заговорил вдруг ехавший рядом Бриз, — во всем этом есть что-то потрясающее.

Слова нарушили сосредоточенность Сэйзеда. Со вздохом он отвел взгляд от своего труда. Лошадь продолжала идти вперед, цокая копытами.

— И что же вас так поразило, лорд Бриз?