Герой Веков

Синод хранителей являлся тайной организацией, состоявшей из собратьев Сэйзеда. Они руководили народом Терриса на протяжении веков, незаметно оберегая ферухимию, которую Вседержитель стремился уничтожить, отсекая пораженные ею наследственные линии.

— Господин Главный хранитель, — подал голос Ведлью, самый старший из всех.

— Да, мастер Ведлью?

— Вы не носите медную метапамять.

Сэйзед опустил глаза. Он и не сообразил, что отсутствие металлических наручей будет заметным под его одеждой.

— Они в моем мешке.

— Мне это кажется странным, — сказал Ведлью. — Вы столь усердно трудились во времена Вседержителя, носили метапамять тайно, хоть это и было опасно. А теперь, когда можно больше не прятаться, прячете ее в мешке.

— Я не тот человек, которым вы хотели бы меня видеть, — покачал головой Сэйзед. — Я не могу им стать сейчас.

— Вы хранитель.

— Я был самым последним из них. Я бунтарь и изгнанник. Они отвергли меня. Покидая Тафингдвен в последний раз, я уходил опозоренным. Люди проклинали меня.

— Теперь они вас благословляют, мастер Сэйзед.

— Я не заслуживаю их благословений.

— Заслуживаете или нет, но вы все, что у нас осталось.

— Значит, мы еще более жалки, чем кажется.

В комнате стало тихо.

— Есть еще одна причина, по которой я пришел сюда, мастер Ведлью, — первым нарушил молчание Сэйзед. — Скажите, не умирал ли кто-нибудь в последнее время… при загадочных обстоятельствах?

— Что вы имеете в виду? — уточнил пожилой террисиец.

— Смерть в тумане, — пояснил Сэйзед. — Человек просто выходит из дома днем, когда уже спустился туман, и умирает.

— Это сказки скаа. — В голосе говорившего послышалась ирония. — В тумане нет никакой опасности.

— Без сомнения, — осторожно проговорил Сэйзед. — Вы посылаете людей работать в ранние часы, когда туман еще не рассеялся?

— Ну разумеется, — ответил террисиец, что был помоложе. — Было бы глупо бездельничать столько времени.

Сэйзед почувствовал, как в нем оживилось любопытство. Оказывается, террисийцам не страшен дневной туман. Интересно, с чем это связано?

Хранитель попытался найти в себе душевные силы, чтобы как следует обдумать услышанное, но взамен ощутил предательскую апатию. Захотелось спрятаться где-нибудь, где не пришлось бы решать проблемы всего мира или даже разбираться с собственным кризисом веры.

Он был готов это сделать. Но все же маленькая искра — отблеск того, прежнего Сэйзеда — горела внутри. По крайней мере, он мог продолжить свое научное исследование и сделать то, что поручили ему Эленд и Вин. Хранитель способен на большее, и такое решение уж точно не устраивало умоляюще глядевших на него террисийцев.

Но пока что Сэйзед не мог предложить им ничего другого. Остаться в Ямах означало сдаться, и он это знал. Необходимо было двигаться вперед, действовать.

— Простите, — сказал он, откладывая журнал. — Но другого выхода нет.

* * *

Я помню, как в самом начале воплощения в жизнь первого плана Кельсера он огорошил всех нас историей про «Одиннадцатый металл». Кельсер утверждал, что существует легенда о некоем мистическом металле, который позволит победить Вседержителя, и будто бы он, Кельсер, в результате долгих поисков этот металл обнаружил.

Никто точно не знал, чем именно занимался Кельсер в течение нескольких лет между побегом из Ям Хатсина и возвращением в Лютадель. Если мы настаивали, он просто говорил, что был «на западе». Во время этих странствий он якобы и обнаружил легенду, о которой не слышали даже хранители. Мы понятия не имели, что и думать. Возможно, тогда и было посеяно первое зернышко раздора, и даже старые друзья начали сомневаться в том, что Кельсер способен вести за собой всех нас.

23

В восточных землях, возле песчаных пустошей, в лачуге скаа упал на пол мальчишка. Это произошло за много лет до Крушения, и Вседержитель еще был жив. Мальчик — обычный грязный оборванец, как и большинство детей-скаа в Последней империи. Слишком маленький, чтобы отправиться в шахты, он бегал по пыльным улицам вместе со стайками других ребятишек.

И вот сейчас, спустя десять лет, Призрак глядел на этого мальчика. В каком-то смысле он понимал, что бредит: лихорадка, вызванная ранениями, заставляла то и дело терять сознание, погружаясь в воспоминания. Призрак не сопротивлялся. Просто не хватало сил, чтобы сохранять ясный ум.