Герой волшебной сказки

В западноевропейских сказках мотив злой мачехи в сущности является вводным и иногда заменяется другими вводными мотивами — например, мотивом младшей дочери, преследования дочери отцом. Как для славянского фольклора типичен рассказ о падчерице-служанке, которой помогала чудесная корова, так для западноевропейских вариантов характерен рассказ о Золушке — Сандрильоне, потерявшей башмачок на королевском балу и пленившей принца.

В начале сказки рассказывается, что с Золушкой дурно обращаются в семье, ее плохо одевают, заставляют выполнять грязную работу. В редких вариантах мачеха дает Золушке трудные задачи, выполнить которые помогают ей чудесные помощники (птицы, животные).

Мотив башмачка, по которому Золушку находит жених-царевич, связан с брачными обычаями (как и чудесное дерево в славянских сказках). Брак с прекрасным женихом-царевичем означает для падчерицы выход из угнетенного положения, в котором она находится под опекой мачехи, компенсирует Золушку как обездоленную, награждает ее за добродетель.

В многочисленных сказках, не составляющих единого сюжетного типа, мотив мачехи, преследующей падчерицу, стремящейся извести ее, становится стержнем, вокруг которого развивается действие. Примером служит сюжет «Белоснежки», популярный в европейском фольклоре. Мотив магического сна из «Белоснежки» встречается и в сказке о спящей царевне — более архаическом сюжете, в котором роль мачехи играет ведьма или фея. В одних вариантах «Белоснежки» мачеха пытается погубить девушку с помощью ведьмы, в других она сама ведьма.

Как видим, мотив мачехи не связан органически с ядром сюжета «Белоснежки», но находится с ним в тесном контакте. Это не просто вводный эпизод. Мотив мачехи не только дает «первый толчок» действию, но и управляет им в дальнейшем: мачеха непрерывно преследует падчерицу. Сказка обычно кончается наказанием гонительницы.

Мотив мачехи в «Белоснежке» — оригинальный «эстетический» вариант мотива мачехи: она преследует падчерицу, завидуя ее красоте.

К типу «Белоснежки» близки сказки, в которых мачеха пытается убить или убивает падчерицу, но та возрождается в новом виде и разоблачает убийцу. Эти сказки — варианты известного сюжета о чудесной дудочке, выросшей на могиле и раскрывающей убийство (см. № 88 из собрания Гриммов). Вместе с тем они представляют собой своеобразную параллель рассмотренным сказкам о корове — помощнице падчерицы. Там мачеха убивает корову, здесь — саму падчерицу. В обоих случаях на могиле убитой вырастает чудесное дерево.

Мотив злой мачехи проникает в сказки о подмененной жене: мачеха сталкивает падчерицу в ров или в воду, чтобы подменить ее родной дочерью. Героиня превращается в утку или гусыню, приходит кормить своего младенца, и тайна раскрывается.

В европейском фольклоре мотив злой мачехи имеет тенденцию проникать во все сюжеты, в которых героиня — обездоленная женщина. Так он спорадически входит в сюжет об оклеветанной жене или сестре (№ 706–708 по Аарне и Андрееву).

Итак, коллизия мачеха — падчерица наиболее глубоко разработана в европейской сказке, особенно в исландской и восточнославянской. Это объясняется отчасти моногамией, при которой существование мачехи исключает существование матери, и падчерица оказывается, таким образом, изолированной от своего рода и обездоленной.

Сказки о мачехе и падчерице есть и у народов Ближнего Востока — у народов Северной Африки, у арабов и персов[399]. Сказки о падчерице у народов Ближнего Востока сходны между собой. В них наряду с мачехой обездоленной героиней является часто младшая жена. Сказки, в которых описывается ссора жен из-за детей, приближаются к сказкам о злой мачехе.

Сюжетные схемы в фольклоре Ближнего Востока те же, что и в Европе, но конкретные сюжеты отражают особенности быта арабских и иранских народов. Ближневосточному фольклору хорошо известны сказки о чудесной корове, помогающей падчерице, но они очень своеобразны. В персидских вариантах речь идет обычно о падчерице, в арабских — о пасынках (так же как в меланезийском фольклоре — о сиротах).

В ближневосточных сказках отсутствует мотив брачного испытания героини (срывание плодов чудесного дерева). Здесь мать заботится о пропитании детей. Эта архаическая черта напоминает сказки о сиротке. Чудесная корова и дерево, выросшее на могиле матери, так же характерны для ближневосточной сказки, как и для восточноевропейской.

Во многих ближневосточных сказках родные дети мачехи выслеживают пасынков и пробуют чудесную пищу, которую сироты получили от покойной матери. Мачеха, узнав, что пасынки получают чудесную пищу, велит убить корову или разрыть могилу покойной матери. (Этот эпизод немного напоминает мотив «двуглазки» из славянской сказки.) Содержание сводится, таким образом, к борьбе мачехи и покойной матери. Но мотив угнетения падчерицы разработан в ближневосточных сказках менее, чем в восточноевропейских.