Герой второго плана. Родная кровь

– Кто-то ещё есть на примете? – Конечно же, он с самого начала имел в виду себя.

Я замямлила:

– Ну, не совсем, – посмотрела на Давида, рассказывающего очередную байку у костра, – хотя… – Да, обрадуется же он, когда узнает об этом.

Феликс произнёс своим приятным бархатистым голосом:

– Рита, мне не в тягость помогать тебе, ни в коем случае.

– Но у тебя и без меня забот полно.

Феликс замотал головой:

– Ты в этот список не входишь. Для меня счастье находиться рядом с тобой. Так что, я настаиваю на своей кандидатуре.

Что ж, это ты сейчас так говоришь. Ладно, до поры до времени, как говорится. Если ему и в самом деле будет тяжело, я знаю, к кому обратиться. Феликс провёл рукой по моей щеке, потом она скользнула по ключице и плавным лёгким движением аккуратно смахнула с неё пряди моих волос:

– Расскажи мне, что нового произошло у тебя?

Я поморщилась. Феликс улыбнулся:

– Мне очень интересно. Правда.

– Ну, я на «отлично» сдала сессию и… – И всё. Какая насыщенная у меня жизнь! – И вот мы здесь, – добавила я.

– И вот мы здесь, – повторил Феликс, мягко улыбаясь, легонько касаясь моего подбородка тёплыми пальцами, – ты отлично потрудилась, я горжусь тобой.

Я вздохнула:

– Да, учиться не только трудно, но и жутко мучительно. – Я убрала чёрные волосы с его лба.

– Я тоже скучал, но мешать не смел.

Я тихо рассмеялась:

– Нам определённо нужно абстрагироваться от мыслей о работе и учёбе. Сегодня у нас заслуженный выходной. – Я выдержала недолгую паузу, глядя друг другу в глаза, потом произнесла, наконец, – я люблю тебя, очень. – Наконец-то, мой голос при этой фразе прозвучал, как положено уверенно.

Раньше я боялась подобных моментов, так как не умела и стеснялась выражать свои эмоции. Раньше, но не теперь.

Его глаза засветились алым гораздо ярче, когда я наклонилась для поцелуя.

Раздался голос Давида:

– О, мы вам не мешаем?

Феликс игнорировал его.

Давид не отступал:

– Эй, может быть, поженитесь сначала? А то мне уже страшно…

Не знаю, зачем он это делал, но я отстранилась первая.

На минуту я замерла, закравшись в мысли Давида: ему было больно. Ева сидела сейчас здесь с ним, рядом, а он никак не мог решиться признаться ей в своих чувствах.

Я ощутила, как от меня ускользают мысли Давида и на их место пытается вклиниться что то постороннее… наконец, я узнала голос Евы:

«Мы можем поговорить?»

Я мысленно кивнула и ответила ей:

«Да, конечно.»

Поднимаясь со своего места, Ева подумала:

«Тогда, идем в палатку.»

Я обратилась к Феликсу вслух:

– Я сейчас вернусь, надо решить кое-что…

– Я знаю, я подслушивал. – Ни капли не стыдясь, произнес он. Но я не разозлилась – сама не люблю секреты. Тем более, что скрывать что-то от Феликса совсем не хотелось.

Я высвободилась из его объятий и направилась следом за Евой в палатку. Она сидела на спальном мешке, скрестив ноги. Рядом с ней горела лампа, работающая от батареек. Я села напротив неё. Она не поднимала головы, глядя перед собой. Я терпеливо ждала. Наконец, она посмотрела на меня, кольнув изумрудными зрачками, начала говорить:

– Ты в курсе того, какие чувства питает ко мне Давид?

– Да. Ты тоже?

– Чего только не услышишь, читая мысли и ауры. Проблема в том, что его любовь сильна.

Я поняла, почему она так говорит:

– Сильна, но не взаимна. – Произнесла я.

– Именно.

– Так, причём здесь я?

– Ты с ним в хороших отношениях. Прошу, помоги ему, тебя он послушает.

Очень интересно, как я могу ему помочь?

– Боюсь, что стереть память – плохая мысль.

Ева замотала головой:

– Понимаешь, я не хочу причинять ему боль. Он прекрасный человек, добрый, отзывчивый, но он не тот, кто мне нужен. Я хочу, что бы ты помогла ему, направила его, поддержала, понимаешь?

Понимаю. Так говорила моя бывшая одноклассница про влюбленного в неё моего двоюродного брата, когда нам было по 14 лет… и опять я в этой кабале!

– Ева, я не думаю, что он вообще захочет кого-либо слушать… – Оно и понятно. Страшно себя представить на его месте.

Ева вновь опустила голову.

Я любовалась её красотой, передо мной сидело божество, обремененное человеческими страстями. Мне было даже лестно, что она обратилась ко мне. Так, самооценку мою нужно поправлять…

– Знаешь, – заговорила она, – то, что он трусоват мне даже на руку. Тем самым он оттягивает неизбежное. Но, судя по его ауре, он может решиться в любой момент, вот почему я позвала тебя поговорить именно сейчас.

Просьба Евы была ясна мне. Я поморщилась от противной боли в груди: зашевелился мой ёж, колющий меня. На этот раз, иглой жалости к Давиду.

Я вздохнула:

– Хорошо, я сделаю всё, что в моих силах.

Ева подняла на меня серьёзные, пугающие глаза:

– Я с ним не буду церемониться. Чем будет больнее, тем быстрее всё пройдет. Тем более, зачем рассусоливать, если ничего не выйдет в любом случае.

– Дело твоё. На меня можешь положиться. – Да, дела. Теперь я Давида не брошу, как бы я не злилась на его подколки. – А теперь, прости. – Я поднялась и начала выходить.