Герои, жертвы и злодеи. Сто лет Великой русской революции

Уничтожение трупов началось на следующий же день и велось Юровским под руководством Войкова и наблюдением Голощекина и Белобородова, несколько раз приезжавших из Екатеринбурга в лес. Самая тяжелая работа состояла в разрубании трупов. Войков вспоминал эту картину с невольной дрожью. Он говорил, что, когда эта «работа» была закончена, возле шахты лежала громадная кровавая масса человеческих обрубков: рук, ног, туловищ и голов. Эту кровавую массу поливали бензином и серной кислотой и тут же жгли двое суток подряд. Взятых запасов бензина и серной кислоты не хватило. Пришлось несколько раз подвозить из Екатеринбурга новые запасы и сидеть все время в атмосфере горелого человеческого мяса, в дыму, пахнувшем кровью… – Это была ужасная картина, – закончил Войков. – Мы все, участники сжигания трупов, были прямо-таки подавлены этим кошмаром. Даже Юровский и тот под конец не вытерпел и сказал, что еще таких несколько дней, и он бы сошел с ума. Под конец мы стали торопиться. Сгребли в кучу все, что осталось от сожженных останков. Бросили в шахту несколько ручных гранат, чтобы пробить в ней никогда не тающий лед, и побросали в образовавшееся отверстие кучу обожженных костей. Затем мы снова бросили с десяток ручных гранат, чтобы разбросать эти кости возможно основательнее, а наверху, на площадке возле шахты, мы перекопали землю и забросали ее листьями и мхом, чтобы скрыть следы костра…»

Рассказ Беседовского подтверждается и документами следствия. В бумагах судебного расследования, проводившегося следователем по особо важным делам при Омском окружном суде Николаем Соколовым, содержатся два письменных требования Войкова выдать 11 пудов серной кислоты, которая была приобретена в екатеринбургском аптекарском магазине «Русское общество» и использована для обезображивания и уничтожения трупов. После расправы Войков постоянно носил кольцо с рубином, снятое с одного из царских трупов, которым цинично хвастался перед подельниками.

Похождения в Варшаве

Позднее Петр Лазаревич отличился на ниве распродажи национального достояния России. Был одним из руководителей операции советского правительства по продаже за рубеж по бросовым ценам драгоценностей императорской фамилии, Оружейной палаты и Алмазного фонда, в том числе и легендарных пасхальных яиц фирмы Карла Фаберже. Возглавляя делегацию РСФСР и УССР на переговорах с Польшей о выполнении Рижского мирного договора, передавал полякам русские предметы искусства, архивы, библиотеки и другие материальные ценности. Вскоре, однако, вспыхнул скандал с мехами, которые Войков щедро раздавал своим поклонницам, и он был с должности уволен.

В утешение «заслуженный революционер» был отправлен от кормушек подальше – назначен полпредом в Канаду, но тамошние власти не дали ему агремана за причастность к расправе над царской семьей. Зато принять организатора цареубийства согласились поляки. В должность полпреда в Польше Войков вступил в октябре 1924. Уже упомянутый Григорий Беседовский, работавший вместе с ним в советской миссии в Варшаве, так его потом описывал: «Высокого роста, с подчеркнуто выпрямленной фигурой, как у отставного капрала, с неприятными, вечно мутными глазами (как потом оказалось, от пьянства и наркотиков), с жеманным тоном, а главное, беспокойно-похотливыми взглядами, которые он бросал на всех встречавшихся ему женщин, он производил впечатление провинциального льва. Печать театральности лежала на всей его фигуре. Говорил он всегда искусственным баритоном, с длительными паузами, с пышными эффектными фразами, непременно оглядываясь вокруг, как бы проверяя, произвел ли он должный эффект на слушателей. Глагол «расстрелять» был его любимым словом. Он пускал его в ход кстати и некстати, по любому поводу. О периоде военного коммунизма он вспоминал всегда с глубоким вздохом, говоря о нем как об эпохе, «дававшей простор энергии, решительности, инициативе».

По словам Беседовского, у сотрудников посольства зрели подозрения относительно нормальности его повышенной чувствительности к дамскому полу. Женщины, с которыми он запирался в своем кабинете, намекали на «извращенность» его половых чувств.