Героям не место в застенках

Генерал Болдырев листал газеты, которые по его просьбе секретарша Галочка каждый день покупала в соседнем киоске «Роспечати». Пробегая глазами только те полосы, на которых обычно размещалась последняя информация, Олег Борисович недовольно отбрасывал газету в сторону, морщась, как от зубной боли. Примерно такую же реакцию вызывали в нем в последнее время и выпуски телевизионных новостей. Из всего потока сообщений генерала интересовали только новости из Литвы. А вот их-то как раз и не было. Ни полслова, ни полстрочки. Все российские журналисты, словно сговорившись, дружно не упоминали о бывших советских прибалтийских республиках, как будто в них ничего интересного происходить не могло. Но он, руководитель одного из отделов Федеральной службы контрразведки, прекрасно знал, что должно было происходить. Обязано! Но пресса продолжала упорно молчать, и генерала это сильно раздражало.

Просмотрев последнюю ежедневную газету, Олег Борисович раздраженно отшвырнул ее в сторону и снял трубку внутреннего телефона.

– Алло, Семен? – проговорил он, когда на том конце провода услышал знакомое «слушаю». – Это Болдырев… Зайди ко мне… Да! Срочно!

Несколько минут, которые потребовались заместителю, чтобы дойти по коридору до генеральского кабинета, Олег Борисович нервно барабанил большими толстыми пальцами по полированной столешнице, не зная, на чем бы остановить взгляд. Его мысли в этот момент были очень далеки и от кабинета, и от Москвы, и от России вообще.

Заместитель Болдырева полковник Мамонтов, как всегда, был гладко выбрит, подтянут, собран и готов к действию. Войдя в кабинет начальника, он подошел к столу для совещаний и, не дожидаясь приглашения, сел, вопросительно посмотрев на шефа. Впрочем, Мамонтов прекрасно знал, для чего тот его вызвал. В течение всей недели Болдырев вместо приветствия задавал своему заместителю один и тот же вопрос: «Что слышно из Прибалтики?» И каждый раз получал один и тот же ответ: «Пока тишина».

Мамонтов действительно не мог доложить своему непосредственному начальнику ничего определенного. Поскольку известиями, плохими ли, хорошими ли, назвать ту информацию, которой он располагал, было невозможно. Ставя перед десантниками своего давнего товарища полковника Туманова задачу выкрасть из литовской тюрьмы и переправить на российскую территорию Макара Капитоновича Бузько, Мамонтов предполагал, что это будет сопряжено с определенными трудностями. И что отсутствие любой, даже неточной информации о реализации придуманного и детально разработанного им по приказу Болдырева плана было неизбежным, он тоже прекрасно знал. Мамонтов удивлялся, что его все понимающий шеф так нервничает и теребит его по нескольку раз на дню.

Немало споров у них троих было по поводу того, в каком месте Бузько и разведчики должны перейти литовско-российскую границу. Впрочем, здесь вариантов было немного: Литва и Россия граничат только с Калининградской областью. Болдырев предлагал, чтобы после выполнения первой части задания десантники Туманова из Шяуляя пробрались в портовый город Клайпеда, где их будет ждать рыболовный катер. По Куршскому заливу, вдоль знаменитой песчаной косы с таким же названием, катер доставил бы всех четверых в городок Рыбачий, а оттуда самолетом в Москву. Но Мамонтов категорически возразил, что похищение такого «знаменитого узника», каким стал благодаря прессе Макар Капитонович, без сомнения, вызовет шум в республике. А значит, литовские спецслужбы в первую очередь усилят контроль за всеми портовыми городами. Поэтому будет значительно безопаснее, если беглецы будут ждать эвакуации где-нибудь в безлюдном месте… И определить такое место должны моряки погранслужбы. Те справились с поставленной задачей менее чем за сутки. Было решено, что Бузько и разведчики выйдут к старому маяку Юрайте, который давно уже не работал и стоял заброшенным. Территория, на которой он находился, считалась нейтральной, поскольку при установлении твердых границ она оказалась спорной. Сам маяк располагался на российской половине, на побережье Балтики, а прилегающие к нему хозпостройки – на литовской.

Срок для проведения всей операции был определен в неделю без учета дороги. Однако прошло уже две недели, а из приграничного поселка Морской, куда, предполагалось, доберутся беглецы, не было никаких сообщений. Болдырев из-за этого откровенно переживал, Мамонтов старался не показывать своих эмоций, но тоже чувствовал себя неспокойно. Впрочем, тревожился он не столько из-за отсутствия сообщений из Морского, сколько из-за того, что молчал его личный агент «Лабин». Семен Васильевич завербовал его несколько лет назад и долгое время не привлекал к работе, держа на «консервации».

– Ну? – глядя в упор на своего зама, задал все тот же вопрос Болдырев, даже не произнося его вслух.

– Ничего, – так же коротко ответил Семен Васильевич и тут же поправил самого себя: – Пока ничего определенного нет…

– А что есть неопределенного?

Мамонтов вздохнул, раскрыл пластиковую папку, достал из нее несколько отпечатанных листков бумаги.