После окончания боя изображены поиски пропавшего великого князя — эпизод, не имеющий себе параллелей в воинских повестях. Возвратившийся из погони за татарами, Владимир Андреевич «нача… искати брата своего великого князя Дмитрия Ивановича и не обрете его, и бияшеся главою своею и терзаше себя от многая печали, и повеле трубити собранными трубами». Сошедшиеся воины говорили о великом князе разное: одни — «мы видехом его язвена зело, еда (когда) в трупе мертвых будет»; другой кто-то видел его крепко бьющимся с четырьмя татарами. «Глагола князь Стефан Новосильский: аз видех его пеша, с побоища едва идуща, язвен бо бысть вельми зело, и не могох помощи ему понеже сам гоним бех тремя Татарами». По слезной просьбе Владимира Андреевича все рассыпались на поиски. Одни нашли убитого Бренка в приволоке великого князя, другие за Дмитрия приняли князя Белозерского, «понеже приличен ему беаше». Два же простых воина, Федор Зов (Морозов) и Федор Холопов, «уклонившася на десную сторону, к дубраве… и наехаша великого князя бита велми, едва точию дышуща, под новосеченым древом, под ветвми лежаще, аки мертв». Уведомленный об этом Владимир Андреевич поскакал с войском к великому князю «и пришед над него, рече ему: „о брате мой милый, великий князь Дмитрие Иванович, древний еси Ярослав, новый еси Александр, но преже всех слава Господу Богу… яко невидимою Божиею помощию побежени быша Измаильтяне и на нас милость Божия возсия“ Князь великий же Дмитрей Иванович едва рече: „Кто глаголеть сие и что сии глаголи суть?“ Глагола к нему князь Володимер Андреевич: „Аз есмь брат твой князь Владимер Андреевич глаголяй тебе таковая“. И едва взставиша его, и бысть доспех его весь избит и язвен зело, на телеси же его нигде же смертныя раны не обретеся, а прежде всех стал на бой на первом сступе и в лице с Татары много бился. И много ему глаголаша князя и воеводы его: „Господине княже, не ставися напреди битися, но ставися назади, или на криле, или инде где на апришном месте“. Он же отвещаше им, глаголя: „Да како аз возъглаголю кому что: подвизаемся, братии, крепко на врагы, а сам стоя назади и лице свое крых; не могу аз сие сотворити, еже таити и скрывати себя, но хощу якоже словом, такоже и делом преже всех сам начата и преже всех главу свою положити… за все православное христианьство, да и прочий, видевше мое дръзновение и тии тако же да сотворят со многым усердием“. Да яко же рече, тако и сотвори, преже всех нача битися с Татары; да одесную его и ошую его оступиша Татарове, аки вода, и много по главе его и по плещама его и по утробе его бьюще, и колюще, и секуще, но от всех сих Господь… соблюде его от смерти; утружден же бысть и утомлен от великого буаниа Татарьского толико, яко близь смерти. Беаше же сам крепок зело и мужествен, и телом велик и широк, и плечист и чреват велми, и тяжек, собою зело, брадою же и власы черн, взором же дивен зело. И уразуме, яко ведаша ему радость мелию, окрепився рече: „Сей день иже сотвори Господь, возрадуемся и возвеселишися вонь“. И всадиша его на конь и вострубиша на костех с радостию велиею».
Четвертый рассказ о победе над Мамаем находится в «Слове о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русского». Это — биография, составленная преимущественно в стиле церковной похвалы. Мамаево побоище является здесь лишь эпизодом, отразившим в основе «летописную» повесть. Самый бой «в Татарских полех, на Дону на реце» изображен в такой картине: «и соступишася, аки силнии тучи, блеснуша оружия, аки молния в день дождя, ратнии сечахуся, за руки емлюще, и по удолиим кровь течаху, и Дон река потече кровию смесився; главы же Татарскыя аки камение валяхуся, и трупии поганых аки дубрава посечена».
Оставляя в стороне церковную риторику начитанного автора, отметим влияние на «Слово» русской устной поэзии, сказавшееся в причитании великой княгини Евдокии над умершим Дмитрием.
ГЛАВА VI
ПОВЕСТИ О ТАТАРСКИХ НАШЕСТВИЯХ НА МОСКВУ
В течение трех-четырех десятков лет, следовавших за нашествием Мамая, в Монгольской империи развертывались события, сложившиеся в своего рода «исторический роман». Главными героями этого романа были Тохтамыш, Темир-Аксак и Едигей, биографии которых были тесно связаны между собой. О сюжетной цельности событий с этими героями свидетельствует, например, казахская былина «Едиге-батыр».