Читаем Героин полностью

Наконец-то я пошел в сортир, но даже отлить не смог — будто бы заросли все отверстия в теле. Нужно было подождать или обезболить в себе говно. То есть обезболить себя самого. Я включил мобилку, которая сразу же запищала.

— Вы получили семь новых сообщений, — оповестил самодовольный телефон.

— Здравствуйте, Томаш, — залаял автомат. Каждый согласный звук впивался в ухо, как малый бризантный снаряд. Одно уже «з» в слове «здравствуйте» могло убить более мнительного слушателя, чем я. Но я и без того еле держался на ногах.

— Здравствуйте, Томаш. Я разговаривал со многими людьми, и только женщины соглашаются с вами в том, что я умею брать на себя ответственность за людей исключительно безответственных. Что вы на это скажете? Нам нужно встретиться.

— Привет, — загнусавил ребяческим, немного шепелявым басом Мачек. — А ты не хочешь заняться со мной чем-то более приятным?

— Здравствуйте, меня зовут Катажина, и я хочу услышать от вас, какая же я на самом деле.

— Привет, Томек. Это Бартек, Сделай хоть что-нибудь. — Бартеку шестнадцать, у него карие глаза, пламенный румянец и мать, которую я знаю и которая меня любит, хоть мне иногда кажется, что она в любой момент готова меня растерзать.

— Привет, это я. Может, ты вообще не желаешь, чтобы я тебе звонила? Я хотела узнать, как ты себя чувствуешь и хочешь ли со мной встретиться.

— Здравствуйте, это Анджей Секлюцкий. Я хотел бы с вами договориться о тренинге перед интервью для прессы.

— Привет, это Габриэль, — раздался, в конце концов, слегка дрожащий для мужчины, но очень приятный, бархатно-миндальный голос. — Приветствую тебя, Томек, и напоминаю, что послезавтра состоится крещение, по-моему, самого сладкого в мире младенца. Ну и хотелось бы спросить: мы как-то конспирируемся или нет.

Речь шла, конечно же, о самой сладкой конспирации в мире. Я не знал, как он собирается примирить ее с существованием самого сладкого в мире младенца. Но связи Габриэля с миром всегда были очень проблематичными. Как-то даже в голове не укладывалось, что он способен произвести на свет ребенка. Легче было представить, что скорее спираль или пилюля разовьется в самостоятельный организм.

Прослушивание сообщения чем-то схоже с пилением древесины. Я порядком вспотел от мук выбора и все-таки выбрал Габриэля, хотя сначала решил позвонить Мачеку. Возможно, это не совсем соответствовало экономическим расчетам. Несмотря на то, что у Мачека были башли, он всегда старался пыхнуть на шару.

Но, с другой стороны, Мачек знал великое множество дилеров. Он был великой ходячей гарантией от неуловимости дилеров. Вообще-то барыги довольно неуловимы. Они должны быть труднодоступными, поскольку это обеспечивает их безопасность. Они уверены в том, что клиент и без того их найдет, так как именно клиент в них наиболее заинтересован — намного сильнее, чем полиция или конкуренты. Но время от времени барыга становится недоступным даже для наиболее доверенных клиентов. Он просто проваливается в собственный, совершенно личный мир, состоящий из таких элементов, как арест, увечья, вмешательство родителей, кокаиновые оргии, которые заканчиваются самоубийством или поножовщиной, И множество иных ситуаций, которые доходят до нас в единственно коротком тексте: «Привет, это я. Говорите после звукового сигнала».

Я набрал номер. После длинной паузы раздалось заспанное «алло» Мачека.

— Привет, это я, — начал я бодренько. — Это я, твои биологические часы. Я хотел запустить ему мурашек под хребет, но, наоборот, сам покрылся гусиной кожей. Да так, что от неожиданности присел прямо с трубкой в руках на ковер.

— Ну, конечно, — пробурчал Мачек. — В такую рань только ты и можешь позвонить.

— Сделай что-нибудь.

— Хорошо, сделаю, но понимаешь, у меня бабла сейчас нет, ремонт…

Перейти на страницу:

Все книги серии Граффити

Моя сумасшедшая
Моя сумасшедшая

Весна тридцать третьего года минувшего столетия. Столичный Харьков ошеломлен известием о самоубийстве Петра Хорунжего, яркого прозаика, неукротимого полемиста, литературного лидера своего поколения. Самоубийца не оставил ни завещания, ни записки, но в руках его приемной дочери оказывается тайный архив писателя, в котором он с провидческой точностью сумел предсказать судьбы близких ему людей и заглянуть далеко в будущее. Эти разрозненные, странные и подчас болезненные записи, своего рода мистическая хронология эпохи, глубоко меняют судьбы тех, кому довелось в них заглянуть…Роман Светланы и Андрея Климовых — не историческая проза и не мемуарная беллетристика, и большинство его героев, как и полагается, вымышлены. Однако кое с кем из персонажей авторы имели возможность беседовать и обмениваться впечатлениями. Так оказалось, что эта книга — о любви, кроме которой время ничего не оставило героям, и о том, что не стоит доверяться иллюзии, будто мир вокруг нас стремительно меняется.

Андрей Анатольевич Климов , Андрей Климов , Светлана Климова , Светлана Федоровна Климова

Исторические любовные романы / Историческая проза / Романы
Третья Мировая Игра
Третья Мировая Игра

В итоге глобальной катастрофы Европа оказывается гигантским футбольным полем, по которому десятки тысяч людей катают громадный мяч. Германия — Россия, вечные соперники. Но минувшего больше нет. Начинается Третья Мировая… игра. Антиутопию Бориса Гайдука, написанную в излюбленной автором манере, можно читать и понимать абсолютно по-разному. Кто-то обнаружит в этой книге философский фантастический роман, действие которого происходит в отдаленном будущем, кто-то увидит остроумную сюрреалистическую стилизацию, собранную из множества исторических, литературных и спортивных параллелей, а кто-то откроет для себя возможность поразмышлять о свободе личности и ценности человеческой жизни.

Борис Викторович Гайдук , Борис Гайдук

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Социально-философская фантастика / Современная проза / Проза

Похожие книги