Героин из Вьентьяна

Они отправились на окраину, в конец улицы Лан-Ксанг. За почтамтом они снова углубились в лабиринт дышащих смрадом лачуг. На сей раз курильня была открыта, но в ней не оказалось клиентов. Старый лаосец приготовлял опиумные шарики. Чтобы задобрить его, Юболь купила на триста кипов шариков и спросила, знает ли он Кхо. Малко жадно следил за их разговором. Наконец Юболь перевела:

– Он знает Кхо, но не имеет понятия, где искать его днем. Вечером он приходит в курильню, что в деревне мертвых, за Новым рынком.

– Почему «мертвых»?

– Потому что она построена на месте старого колониального кладбища, – просто сказала Юболь.

Они вышли на Лан-Ксанг.

– Вечером я пойду один, – сказал Малко, – это слишком опасно для тебя. Я знаю эту курильню, я уже был там со своим другом.

Юболь с удивлением раскрыла глаза.

– Но никто не хочет причинить мне зла. Может быть, за исключением Уильяма. Но он никогда не заглядывает в эти места.

Малко не преминул воспользоваться случаем.

– Ты знакома со многими летчиками «Эр-Америки»?

Юболь слабо ухмыльнулась.

– О да, со многими, благодаря Уильяму. Но моя подруга знает их лучше, чем я. Она работает в «Белой Розе».

– А что такое «Белая Роза»?

Лаоска с удивлением посмотрела на Малко.

– Ты не знаешь, что такое «Белая Роза»?

Она была явно шокирована. Это как если бы парижанин никогда не слышал об Эйфелевой башне. Малко пообещал восполнить этот пробел. Как только отыщет Кхо.

– Куда ты теперь? – спросил он.

– К себе домой, – гордо ответила Юболь. – Я тебе покажу дом, который я сняла, это совсем недалеко отсюда.

Они сели в «фольксваген». В конце улицы Лан-Ксанг Юболь велела Малко свернуть налево, на улицу Сайа Сеттатират, обсаженную веерными пальмами. Они проехали мимо французского посольства, затем она показала ему на небольшую улочку влево от них.

– Это там, третий дом.

Он остановил машину. Старая лаоска, мывшая в саду ребенка, подняла голову. Не желая вмешиваться в семейную жизнь Юболи, Малко открыл дверцу машины и произнес:

– Приходи ко мне в гостиницу примерно в полночь. Мы сходим в «Белую Розу» пропустить по стаканчику.

Юболь посмотрела него с беспокойством.

– Ты правда не хочешь, чтобы я пошла к тебе в гостиницу сейчас?

Она действительно хотела отдать ему свой долг.

– Нет, у меня дела.

Выходя из машины, она сверкнула точеными бедрами, пожалев, что не может сделать для Малко ничего больше.

* * *

Китайские рестораны вокруг Рынка уже закрывались. Пытаясь не замечать зловонного запаха, Малко смело пошел в глубь трущоб.

В целях предосторожности он засунул за пояс свой суперплоский пистолет и маленький электрический фонарик. Слабая поддержка в этом тошнотворном лабиринте.

Без всякого труда он отыскал деревянный настил, который петлял через эту клоаку, и осторожно вступил на скользкие доски. На этот раз с ним не было Ральфа Амалфи, который мог бы указывать путь.

Сначала он прошел мимо курильни, затем, узнав нужный дом, сошел с деревянных мостков, поднялся по небольшой лесенке и вошел в прогнившую галерею. Нервы его были напряжены до предела. Галерея была пуста.

Малко подошел к двери. Дверь тотчас же растворилась. Старый лаосец смотрел на него совершенно безразличным взглядом.

Малко заискивающе улыбнулся ему и обратился по-французски:

– Я ищу Кхо. Он не может быть здесь?

У Малко было такое чувство, что он говорит со стеной. Старик даже не моргнул. Малко повторил вопрос по-английски. Тот же результат. И вдруг дощатый настил галереи заскрипел. Из темноты выплыли какие-то тени и окружили его. То были одетые в лохмотья лаосцы с изможденными лицами, с выступающими наружу ребрами: курильщики кхая, притаившиеся между сваями, в ожидании возможности попасть в курильню. Они смотрели на Малко блестящими глазами голодных. Любой иностранец был для них символом удачи. Малко ощутил страх при виде этого жестокого и молчаливого отчаяния.

Один из них, молодой человек с густыми черными волосами, выступил вперед и произнес тихим приятным голосом на безукоризненном французском языке:

– Не могли бы вы, месье, одолжить мне немного денег? Малко посмотрел вниз. Правая рука парня плотно сжимала широкую рукоятку кинжала, направленного по горизонтали прямо в его живот. Были ясно видны все сухожилия его рук, но худые пальцы крепко сжимали оружие. Контраст между грубостью жеста и светскостью тона был настолько велик, что Малко с трудом подавил нервный смех.

Этот опустившийся человек, доведенный до крайности, должно быть, получил хорошее образование. И оно чувствовалось в нем, несмотря на его нравственное падение.

У Малко даже не было времени выхватить пистолет. Если бы он попятился назад, то упал бы в сточную канаву... не спеша, он полез в карман.

– С удовольствием, – сказал он как можно спокойней. Парень стоял как вкопанный, с застывшей улыбкой на губах. Он пошевельнулся только тогда, когда Малко вытащил из кармана купюру в тысячу кипов. Рука, свободная от кинжала, жадно потянулась к деньгам.

– Спасибо, месье, – произнес лаосец тем же мягким голосом.

Оттолкнув Малко, он стремглав бросился в курильню. Только одна мысль владела им: вдохнуть смертоносный дым кхая.