Его видели и на сходках. Он, конечно, никогда не говорил и даже, кажется, не слушал то, что говорили другие, а просто толкался в толпе. Это доставляло ему удовольствие.
Наконец, когда общество уже в изрядно весёлом состоянии, – разумеется, в том случае, если у кого-нибудь находились лишние деньги, – из портерной отправлялось искать ночных приключений, вступало в ссоры с полицией и задирало прохожих, Кожевкин обязательно находился здесь и в энергии и задоре нисколько не уступал другим.
Все привыкли к его присутствию и никто никогда не справлялся о том, кто он такой, какое место занимает в природе. Профессора пригляделись к нему и не удивлялись тому, что постороннее лицо, по возрасту не подходящее под тип студента, часто появляется в числе слушателей. С инспекцией он вежливо здоровался, а служителя смотрели на него как на чудака. Словом, Кожевкин молчаливо был признан всеми в университете.
Никому он не сделал ничего дурного; напротив, всегда готов был услужить и деньгами, когда они у него были, и работой. Если студент жаловался ему, что надо сходить куда-нибудь на дальний конец города, а у него нет времени, Кожевкин, не задумываясь, предлагал:
– Так зачем же вам? Вот, право, пустяки! Я сбегаю за вас и всё сделаю… Можете на меня положиться.
И, в самом деле, бежал хоть за семь вёрст и точно исполнял поручение.
Умственный склад Кожевкина, его миросозерцание и взгляды на жизнь как-то не поддавались определению. Никто никогда не мог узнать, учился ли он чему-нибудь и где именно. Но постоянно толкаясь в студенческой среде, он нахватался разных слов и мог говорить их иногда впопад.
Во время горячих товарищеских споров он молчал, но иногда, может быть, чтобы чем-нибудь показать свою прикосновенность к обществу, он вдруг начинал вставлять ничего незначащие восклицания:
– Вот оно как! Вишь ты! Скажите пожалуйста! Ну, братец, заврался, заврался…
Правда, в языке его попадались предательские слова, бросавшие на него несколько странный свет. Так, астрономию он упорно смешивал с гастрономией, а кислород почему-то называл кислотой, но и к этому все привыкли и находили, что эта путаница в устах Кожевкина принимает даже как бы характер игривости.
Когда какой-нибудь новичок спрашивал про Кожевкина, что это за личность, ему обыкновенно объясняли:
– Так себе – человечек…
– Что же, он служит где-нибудь?
– А кто его знает. Должно быть служит…
– Семейный он?
– Ну, вот, семейный. Откуда же у него возьмётся семья? Он вечно с нами толчётся. Он почти не живёт дома…
Как-то никому не приходило в голову расспрашивать Кожевкина о его делах; соприкасался он с студентами на нейтральной почве – в портерной, в аудитории, в университетских коридорах, но никому не залезал в квартиру. Но было всё-таки несомненно, что он где-нибудь служит, потому что каждый день бывали у него такие часы, когда его нигде нельзя было встретить.
II
Однажды Кожевкин вдруг исчез и не появлялся в течение пяти дней.
– Что такое с Кожевкиным? – спрашивали товарищи, и никто не мог ответить на этот вопрос.
В первое время даже тревожились, как тревожимся мы, когда исчезает из комнаты совсем ненужная вещь, которую мы, однако же, привыкли видеть на определённом месте. Но прошёл день, другой и третий, и про Кожевкина стали забывать.
Но вот кому-то попалась в руки газета; он случайно взглянул на первую страницу и с удивлением расширил глаза, потом передал газету другому, и все тыкали пальцем в одно место, и у всех делались большие глаза. По-видимому, никто не хотел верить тому, что было написано в газете.
А там, на первой странице, в траурной рамке, было помещено объявление, которое гласило следующее:
"Леонтий Степанович Кожевкин с детьми с душевным прискорбием извещает о кончине горячо любимой жены и матери Марии Митрофановны. Панихиды ежедневно в час дня, вынос тела такого-то числа утром из квартиры, помещающейся там-то".
По мере того, как газета переходила из рук в руки, общее изумление росло.
– Но каким образом? Что же это значит? Что за странное совпадение? – спрашивали все. – Кожевкин!.. Неужели в природе одновременно существуют два Кожевкина и притом два именно Леонтия Степановича?
Это казалось почти сказочным.
– А может быть, это он сам? – предположил кто-то.
– Сам? Ну, нет, это невозможно! – возражало огромное большинство. – Откуда же у него взялись жена и дети?
– У Кожевкина? Но, кажись, мы его не первый день знаем. Нет, это совершенно немыслимо.
– А ведь вот он пять дней нигде не появлялся.
– Да, пять дней не появлялся. В самом деле, это странно. Правда, этого никогда прежде с ним не случалось…
Одним словом, поднялись самые оживлённые толки по поводу Леонтия Степановича Кожевкина и его скончавшейся супруги.
– Господа, – предложил кто-то, шутя, так как всё, что касалось Кожевкина, говорилось не иначе как в виде шутки, – нам остаётся только одно: выбрать депутацию и отправить её по адресу. Должны же мы как-нибудь узнать истину.
– Только это будет не депутация, а экспедиция! – возразил кто-то. – Экспедиция для исследования загадочного явления: Леонтия Степановича Кожевкина.