Героиня мира (1989)

Я редко виделась с остальными пассажирами: среди них оказалось несколько мужчин и две дамы, обе сопровождали своих супругов. Им тут же захотелось узнать обо мне все, и чем больше я скрытничала, тем сильней они меня донимали, особенно женщины, отпускавшие время от времени шуточки: «О, она умеет держать язык за зубами. Она хранит тайну, которую стоило бы узнать, будь только возможность». Когда я изложила ставшую уже привычной историю о занемогшей родственнице, они, похоже, учуяли ложь, поскольку принялись допытываться о подробностях, вероятно рассчитывая, что я на чем-нибудь попадусь. Я благодарила небо за шторм.

Капитан и два его помощника, с которыми я впоследствии стала завтракать и обедать в кают-компании, где больше никто не появлялся, в общении со мной не выходили за рамки флирта. У каждого из них имелась жена и, как выяснилось, множество девушек на стороне. В этом отношении они вполне могли обойтись без меня, хотя с радостью причислили бы меня к списку своих побед, но, увидев, что я вышла молодцом из схватки с океаном, стали относиться ко мне учтиво и по-доброму.

За время ожидания в Ясте мне удалось при помощи служащего порта разузнать кое-что о галере «Двексис». Она принадлежала к числу гребных судов, какие существовали в древние времена, но гребцами на ней служили каторжники. Дисциплина там строга до бесчеловечности, и, говорят, ссылка на галеры почти равнозначна смертному приговору. Некоторые из гребцов остаются в живых, если присужденный им срок меньше двадцати лет (люди, приговоренные к двадцати годам, редко дотягивают до конца). Но в силу условий жизни, наказаний и позы, в которой они вынуждены находиться, сидя на банке, эти люди выходят на свободу искалеченными и телом и душой. Таких бедолаг можно встретить в любом из северо-восточных портов. Среди моряков распространено поверье, согласно которому их нужно покормить и поставить им выпивку. А корабли, где каторжники служат гребцами, моряки зовут адскими галерами.

Адская галера «Двексис» заходила время от времени в Яст, а оттуда отправлялась в овеянные мраком переходы, в королевства Тулию и Кирению, а иногда добиралась до Восточной Монархии, где подобные суда были обычным явлением. Она перевозила грузы и пассажиров, у которых хватало духу на такое предприятие. Считалось, что только люди, попавшие в отчаянное положение или занимающиеся темными делишками, способны выбрать подобное средство передвижения, если только это не жители Востока.

Нас разделяло несколько месяцев пути. На волнах, по которым сейчас плыла, приплясывая, «Морская Провидица», когда-то пролег кипучий, испещренный крапинками крови, пенистый след «Двексиса». Оба корабля выбрали удаленную от материка трассу, пролегавшую через острова Оксиден: война прекратилась, но берега, принадлежавшие странам юго-запада, по-прежнему посещали с осторожностью. (На двадцать второй день плавания, стоя у левого борта, я увидела мелькнувший за валами и барашками материк. Там стояли крохотные, с остроконечными вершинами горы, похожие на зубы волчонка. Наверное, за этой ширмой находился форт Высокобашенный, выезды на охоту, пикники, о которых я теперь думала с неясной, потерявшей остроту болью, не терзаясь, что озадачивало меня.)

Человек, являвшийся доверенным лицом Карулана в Ясте, сказал, что «Двексис», куда бы он ни направлялся, на обратном пути зайдет в бухту Кандир. Туда же завернет и «Морская Провидица». Мне придется сойти там на берег и провести некоторое время в ожидании. Судя по движениям бровей служителя порта, его удивило, что Кристен поручил мне столь рискованное дело, ведь он понял, что мне необходимо установить связь с адской галерой.

На корабле хуже всего я переносила однообразие. Поначалу меня приводили в восторг краски воды, морские птицы, которые иногда находили прибежище на леерах и реях, ужимки Львиного Сердца, бескрайние небеса и безумные закаты солнца. Но заботливое отношение членов команды, их разговоры, хоть и непритязательные, вскоре стали мне в тягость. Мне и прежде становилось не по себе в обществе других людей, в основном мужчин, хотя теперь у меня, пожалуй, появилась некоторая сноровка и я ничем не выдавала своих чувств.

Когда стояли ясные вечера, на раковине небосвода проступали литые звезды. Кое-кто из пассажиров выходил нетвердой походкой из каюты, но они пребывали в таком упадке, что не могли докучать мне. Помощники капитана хриплыми, но приятными голосами напевали баллады Кронии или южных стран: до меня доносились слова на том своеобразном языке, который я знала… (И тогда мне вспоминалось, как мы с Фенсером, любя друг друга, говорили лишь на языке завоевателей, будто оба позабыли родную речь.) Пес укладывал свою голову с ушами, как у летучей мыши, на колени второму помощнику, а иногда подвывал точно в лад, и это было так смешно, что оставалось только восхищаться.