Героиня мира (1989)

Они отличались красотой, эти сани на высоких полозьях с резными носами в форме лошадиных, гусиных или лебединых голов, раскрашенных и покрытых позолотой, с подвешенными к поручням колокольцами и амулетами, с ярким парусом наверху. Стоило поднять его и забрать якорь, как начиналось стремительное скольжение и возникало ощущение полета — под ногами бежала ледяная дорога, мелодично звенели колокольчики. Затишье наступало крайне редко, но люди рассказывали о капитанах саней, застигнутых штилем, которым пришлось вместе с матросом и штурманом тащить по дороге сани с пятью, а то и шестью пассажирами. Обратно, против ветра сани доставляли упряжки лошадей. В общем, затея непростая. В Крейз вели еще две дороги. По-моему, Мельм выбрал эту, желая доставить мне удовольствие.

И доставил. Словно зачарованная, стояла я на палубе; в вышине надутый ветром парус, в голове никаких мыслей, а холод покрывает мое лицо пьянящими поцелуями и не таит в себе угрозы; упоительное бездумное скольжение и прерывистый шумок в ушах. У нас оказался всего один попутчик, толстый купец, который не выходил из каюты. Ни капитан, ни штурман, ни матрос ни о ком мне не напоминали. Мы долетели до города всего за один долгий день. А ведь каким было бы для меня счастьем попутешествовать таким вот образом еще много недель.

2

Сначала я остановилась в гостинице, выходившей окнами на реку. Сад, в котором расцвело множество нарциссов, спускался прямо к воде, а по реке среди обломков вскрывшегося льда все плыли вверх и вниз по течению суда, по ночам их огни роняли призрачные отсветы. Помимо картинки в окне, мою комнату вскоре украсило обилие игр и книг, как в прежние времена.

Мельм исправно сопровождал меня во всех походах, а если магазин предназначался исключительно для дам, дожидался неподалеку. Он носил за мной покупки и ничего не сказал о потраченных, быть может впустую, деньгах. Беспорядочно разбросанные приобретения прибавили мне уверенности, однако в основном эти вещи не пришлись мне по душе. Времяпрепровождение за игрой в храмины или в кронианские «Мечи и звезды» утратило для меня всякую привлекательность, я потеряла также способность жадно глотать главу за главой из книг о чужих приключениях. К сожалению, для меня нашлось крайне мало других занятий.

Мне понадобилось получить кронианское гражданство, чтобы вступить в права владения наследством. Поэтому мне приходилось раз в неделю являться в городскую мэрию, имея при себе свидетельство о браке, и снова и снова обращаться к скучающим чиновникам с просьбой о рассмотрении дела. Этот ритуал явно мог затянуться на долгие месяцы. Казалось, настойчивость просителя и настоятельность просьбы в равной мере влияют на суждение, которое составлялось на его счет.

Каждый раз, усевшись на жесткий стул в маленькой холодной приемной, где зачастую теснились самые разнообразные ходатаи, я принималась думать, как же мне уклониться от этого занятия. Судя по выражению покорности судьбе на лицах людей, оказавшихся вместе со мной в приемной, по их попыткам заняться чем-нибудь другим (они играли в карты, бились об заклад, обменивались сплетнями, а подчас даже принимались петь хором, но тогда приходил охранник, и песня тут же затихала), это место считалось своего рода клубом для тех, кто затеял гиблое дело, и туда ходили ради удовольствия, а не в надежде на успех.

Как же убедить Мельма оставить меня в покое? Мне это не удалось. Он терпеливо лелеял мечту сделать меня владелицей поместья, и ценой невероятных усилий ему удалось далеко продвинуться в ее осуществлении. Если поместье не достанется мне, оно отойдет в собственность короны, поскольку других прямых наследников не осталось. И теперь мне придется признать взрослую систему ценностей, хотя она и кажется мне такой же далекой, как и прежде. Я выросла на три дюйма, я успела стать женщиной и супругой.

Таким образом я провела в городе уже целый месяц, и вот, надев новую, достаточно длинную юбку и перчатки, заштопанные портнихой из гостиницы, я в четвертый раз отправилась в мэрию и предстала перед толстым чиновником.

Как обычно, он посмотрел мое свидетельство о браке и потребовал, чтобы я заново подписала бумагу.

— А место вашего рождения?

Я в очередной раз сделала признание на этот счет.

И он в очередной раз записал мои слова.

— Юная дама, вы понимаете, что в настоящее время империя ведет войну против этой страны?

— Да.

— У вас не осталось там семьи, в которую вы могли бы возвратиться?

Такой вопрос прозвучал впервые, и, хотя существовал лишь один ответ, мне сдавило горло от обиды и замешательства. Мне удалось попасть сюда такой дорогой ценой. И я вовсе не хотела оказаться здесь. Но тем не менее оказалась и, исходя из понятий морали, безвозвратно утратила родину. Возвратиться? Эта жирная самодовольная тварь сошла с ума.

— Для нее существует лишь одна семья, сударь, — сказал Мельм, — семья ее супруга, полковника Гурца.

Он всегда заходил вместе со мной в кабинет чиновника и стоял в ожидании у стены, будто вешалка. Но он еще ни разу не раскрывал рта. Чиновник пожаловал его насмешливой улыбкой.