Героиня второго плана

«Но розы севера полезны русской розе…» – это, может, и не про нее в том смысле, что не совсем она русская. Но сибирская совершенно. Мороз, ветер, метель и пыль снегов – во всем этом она всегда чувствовала себя своей не меньше, чем в праздничных сумерках московских бульваров.

Праздничными Майя назвала их сейчас машинально, но как только назвала, то сразу и поняла почему: из-за иллюминации, украсившей их задолго до Нового года.

На Тверском бульваре, по которому она шла из издательства, с деревьев свисали длинные стеклянные сосульки, и по ним стекали одна за другой переливчатые электрические капли.

И фонари в Новопушкинском сквере тоже были похожи на светящиеся капли, только большие и неподвижные.

Старинный особняк, в котором угнездился ресторан «Пушкин», весь состоял из множества маленьких лампочек и напоминал поэтому волшебный дворец из пушкинских же сказок.

Сверкали ледяные скульптуры, подсвеченные разноцветными лучами.

И переливался, светился, мерцал, завораживал этот световой поток на всем пространстве бульвара, и казалось, что праздник не закончится никогда.

Может, она просто привыкла ко всему этому и точно так же привыкла бы к чему-то другому, может, права мама, и ее держит на месте обыкновенная лень, простое нежелание нового, но при мысли о том, чтобы уехать из Москвы, Майя чувствовала что-то такое пронзительное, чему и названия не знала. Любовь это?.. Не ответить.

В метро она смотрела на паренька лет двадцати, сидящего напротив нее и увлеченно читающего электронную книжку. На руке у него было кольцо в виде обвитой вокруг пальца алюминиевой ложки, и что-то необъяснимо привлекательное было и в смешном этом кольце, и в том, как мальчишка то и дело улыбался тому, что читал в своей книжке, а иногда и фыркал – видимо, в особо комичных местах.

Все это – сплошной свет на бульварах, улыбка незнакомого мальчика, картины на стенах ее квартиры – составляло Майину жизнь каким-то очень тонким и странным образом. Как это объяснишь? Никак. Но и как оставишь?

В квартире, впрочем, к Майиному приходу все было вверх дном. Когда Аюна еще училась в пятом классе, ее называли девочкой-семиделочкой, и со временем это не изменилось. Пока Майя ходила в издательство, она затеяла генеральную уборку.

– Разве грязно было? А у тебя же отпуск, – сказала Майя, глядя, как, стоя на столе, ее подружка протирает люстру. – Начинай отдыхать уже!

– Не грязно, но какой мне труд протереть? – ответила Аюна. – И не заметила, как сделала.

Если бы Майя вытерла пыль со всех поверхностей в квартире, включая книги и картины, а потом некоторые из этих поверхностей еще и вымыла, то, наверное, сейчас пластом лежала бы. Этим она от Аюны всегда и отличалась, и считала, что этим гораздо больше, чем своей способностью к рисованию.

– Думаешь, ты потому и замуж не вышла? – спросила Аюна, когда Майя высказала ей это соображение.

Оказывается, люстра была последним штрихом. Аюна спрыгнула со стола, мгновенно – просто одним движением! – расставила по местам все, что передвинула для уборки, заварила чай, и они с Майей уселись пить его в кухне. Чай Майя и сама всегда заваривала по-бурятски, с молоком, но тот, который они пили сейчас, куплен был в дацане, и вкус у него был особенный.

– Думаю, замуж не вышла не потому, – улыбнулась Майя.

– А почему?

Аюна была единственным человеком, который не стеснялся быть с ней бесцеремонным. Как все же странно, что такая давняя, такая почти забытая вещь, как общее детство, дает на это право! Но вот оказалось, дает – Аюниной бесцеремонности Майя даже не замечала.

– Не повезло, наверное, – пожала плечами она.

– Глупости! Просто у тебя не было такой цели.

– Может быть.

– Точно. Когда ставишь перед собой цель, то жизнь на это отвечает. Если ты действительно хочешь этой цели достичь, конечно.

– Ты студентов своих этому учишь? – засмеялась Майя.

– И этому тоже.

Аюна преподавала химию в Бурятском университете. Еще она занималась конным спортом, записывала шаманские заклинания, путешествовала по всему свету и участвовала в устройстве экологической тропы вокруг Байкала в составе международной волонтерской группы. При этом у нее было три дочки и недавно появился первый внук. Перед такой подругой Майя должна была бы испытывать неловкость за то, как устроена ее собственная жизнь. Но не испытывала. Тоже по праву общего детства, наверное.

На этот раз Аюна летела в Египет. Путевка подвернулась какая-то фантастически дешевая, она даже экзамены досрочно приняла у студентов, чтобы не упустить эту поездку, но устроить себе длинный отпуск посреди учебного года все же не могла, поэтому приехала в Москву всего лишь за день до вылета в Хургаду.

И вот они сидят у Майи в кухне, пьют чай и болтают о какой-то ерунде, и то, как бестолково сложилась ее жизнь, в самом деле кажется Майе ерундой, когда она вот так сидит с лучшей подружкой своего детства.

– А помнишь, ты говорила, что с мужчиной в Петербурге познакомилась? – спросила Аюна. – И как у тебя с ним?

– Не сложилось.