— Тогда действительно ничего. Час назад убит Каманин.
— Что?! — Турецкий едва не сел на пол.
— То, что ты от меня сейчас слышал, — печально продолжил Меркулов.
— Как это произошло?
— Интересный вопрос, — Меркулов помедлил. — Именно это я и хотел бы от тебя узнать. И не только я. Мне уже все телефоны оборвали…
И, словно в подтверждение сказанного, немедленно заурчал-заквакал спецтелефон без диска.
— Посиди, — обреченно махнул рукой Костя и взял трубку. — Меркулов слушает… Здравствуйте… Да, я в курсе, только что на место выехал старший следователь по особо важным, который ведет и расследование покушения… Он тоже в курсе… Кстати, прошу прощения, что вынужден перебить, он предупреждал Егора Андреевича о возможном… Простите! — Меркулов вдруг повысил голос, который зазвенел металлом. — Вам xopoшо известно, чья это прерогатива! Да-с… И если, пардон, кто-то не ловит мышей, то Генеральная прокуратура не располагает службой охраны… Да, разумеется, мы будем сообщать вам о ходе… Всего вам доброго.
— Достали! — констатировал Турецкий.
— Его достали, — кивнул Костя на телефонный аппарат.
— Кто, если не секрет?
— Директор Федеральной службы охраны.
— Костя! — Турецкий не удержался и прыснул. — Я не верю. Или находимся в сумасшедшем доме.
— Мне бы твои сомнения… Езжай и допрашивай супругу… теперь уже вдову этого жулика. Она оказалась свидетельницей.
— Костя, что я слышу?! Жуликом человека может объявить только суд!
— Но суд еще не знает того, что знаю я, — вздохнул Меркулов, — а ты не ерничай и катись заниматься делами. Привет. И другу своему скажи, что, будь вы поумнее, убийства можно было бы избежать.
— Костя, я тебя глубоко уважаю. И Славка — тоже. Но ты неправ. От кого его было защищать? От подельников?
— Сперва докажи, а потом горячись. Все, езжай и не мешай работать!
В этом был весь Меркулов. А в кабинете Турецкого трезвонил телефон.
— Турецкий, — буркнул Александр Борисович, неохотно поднимая трубку.
— Ну, ты, надеюсь, слышал? — В голосе Грязнова явно звучало злорадство.
— А ведь это мы с тобой виноваты, Славка, — ответил Турецкий.
— Ты… это… не заболел, часом?
— Заболеешь! Когда тебе любимый начальник такие обвинения в лицо тычет. И тебе тоже, кстати.
— Ребяты, у вас там все в порядке? С головами?
— Увидишь… Поедем, что ль? Кто за кем заскочит?
— Ну, я себя уважать перестану, если явлюсь на место происшествия в твоей тачке.
— Была бы честь предложена. А у меня твоих генеральских комплексов нет, пока не обзавелся. Ладно, жду…
Турецкий постарался «освежить» в памяти прежний разговор с Каманиным, во время которого тот старательно изображал полное непонимание происходящего, и сопоставил с теми сведениями, что были сегодня, с утра, получены после просмотра «личного дела» Егора Андреевича Каманина в Управлении кадров МИДа. И это сопоставление было определенно не в пользу заместителя министра.
Визитка Сергея Игоревича действительно оказала магическое действие на главного кадровика. Увидев написанный рукой министра свой телефон и фамилию-имя-отчество, он стал вмиг любезным и внимательным к посетителю. Лично провел Турецкого в закрытую для посторонних комнату, где стояли стол и стул, и больше ничего не было, предложил сесть и подождать, а сам важно удалился и вернулся минут двадцать спустя с пухлым «личным делом». Положил на стол перед Турецким и попросил лишь об одном: не делать заметок для памяти, материалы ведь закрытые.
Александр Борисович изобразил полнейшее понимание, видя при этом, что подписки о неразглашении с него тем не менее никто брать не собирается. Да и зачем что-то записывать, когда он вполне полагался на собственную память!
Оставшись в одиночестве, он начал листать «дело».
Народ здесь, конечно, скрупулезный, ничего не скажешь. Всякую фитюльку в дело подшивали. Может, и нет в ней пока особого смысла, а вдруг потом пригодится? Знал Турецкий эту неистребимую жажду буквально всех кадровиков вставлять всякое лыко в строку. Сколько подобного насмотрелся за два десятка лет изучения человеческих судеб, пропущенных через кадровую политику!
Вот и здесь — и школьные характеристики, и студенческие. С кем дружил, какие компании водил, куда выезжал и с какой целью, сведения о родственниках — ближних и дальних, об изучении языков…
Но Александра Борисовича интересовал главным образом афганский период деятельности Каманина. Что думал о нем посол, о чем сообщали посольские стукачи, особисты. Ну, последние, естественно, информировали собственную «контору», а в МИД попадали разве что «вершки». Оно и понятно, в той, социалистической системе было четкое разграничение: кому достаются «корешки», а кому — «вершки». Как в известной сказке. Иногда случалась путаница, но и она не умаляла достижений Системы.