Героиновая пропасть

— Но ведь это же чистый абсурд! Вы, я вижу, совершенно не представляете себе, чем у нас занимаются и каковы правила! Если написано с супругой, то, значит, я должна ехать в машине вместе с ним. Это ж не в ресторан какой-нибудь!

Возмущение тупостью следователя быстро возвращало ее к нормальному состоянию. И — заметил Турецкий — она уже дважды повторила «у нас» и, выходит, отождествляла свое общественное положение с работой мужа. Мы — дипломаты…

— Извините мое слабое знание предмета, мне не так и часто приходится общаться с людьми, подобными вам, Елена Сергеевна, поэтому не судите строго. А что, там, в министерстве, обычно знают, вот такой-то отправился домой, чтобы переодеться для государственного приема и взять с собой супругу?

— Понимаете ли, — как нерадивому, стала объяснять Елена Сергеевна и даже села, опустив ноги на пол, — каждый день, например, у Егора Андреевича планируется… — она всхлипнула. — Да, простите… Словом, все спланировано с учетом такого рода мероприятий. И каждый руководитель управления или отдела заранее знает, когда и куда он едет, где и с кем должен присутствовать.

— Ну а вот к индийцам кто должен был ехать?

— Это тоже протокол. Сам министр, заместитель, курирующий то или иное направление, бывают начальники отделов, тут от регионов зависит и от многих иных факторов. А в данном случае? — Она немного задумалась. — Сегодня ожидался наш премьер. Значит, и министр. Каманин, как куратор направления. Заведующий отделом, наш посол, который прилетел вместе с их премьером… дипломаты… Ну и гости посольства, как обычно.

— А, скажем, Багиров, он как?

— Не уверена, вряд ли, он же определяет Ближний Восток.

— Благодарю вас. И последнее. Вы не чувствовали в последнее время, что у вашего супруга назревали неприятности? Я не имею в виду тот взрыв. О нем, само собой, мы не рассуждаем.

— Нет. Да Егор Андреевич и не… любил распространяться по поводу своих служебных дел.

— Он ни с кем резко не разговаривал, например, по телефону?

— Не-ет… — неуверенно сказала Елена Сергеевна. — В последнее время что-то не припомню. Правда, был у него один не очень, как мне показалось, приятный разговор, и вот именно с Багировым, о котором вы только что упомянули. Тогда чуть до крика не дошло. Что для Егора Андреевича совершенно нехарактерно. Отнюдь!

— О чем шла у них шла речь, вы, конечно, не слышали?

— Да как вы могли даже предположить?!

— Ради бога извините, я не хотел вас обидеть. Но вы сами сказали, что разговор был громкий.

— Но не настолько, чтобы я позволила себе прислушаться! У нас такое не принято!

Не характерно! Не принято! Это — у них-то… А ты, Турецкий, теперь ищи…

— А после того разговора… кстати, когда он был? Этот Багиров у вас больше не появлялся?

— Так, давайте по порядку. Разговор состоялся, кажется, через два дня после взрыва. Я еще, помню, удивилась, чего это Маратик не позвонил, даже не поинтересовался здоровьем патрона? Обычно такой приветливый… обязательный… А после? Нет, не появлялся. Так они ж на своей Смоленке по сто раз на дню наверняка встречаются.

— А охранники у вас откуда?

— Не знаю. Егор Андреевич сказал, что некоторое время нам придется поездить с ними.

— Все, больше у меня вопросов к вам нет. Разрешите откланяться. Постарайтесь пережить ваше горе, глубоко вам сочувствую. А я обещаю вам, что преступников мы найдем…

Она приподняла голову, глаза ее яростно сверкнули, но… также быстро потухли, и она прошептала:

— Дай бог…

Покидая этот дом, Александр Борисович не мог отделаться от ощущения, что во время несколько сумбурного разговора, даже и не допроса, Каманиной он что-то упустил, словно мелькнуло нечто важное, какая-то мысль, но он не успел ухватить ее за хвост и — отмахнулся. А теперь думал, что жаль, надо было, как говорят, остановиться и оглядеться.

Так о чем же, о чем?.. С чем конкретно она была связана? Каков повод?

Он даже остановился на лестничной площадке. И вопреки обычаю — курить исключительно в комфортной обстановке, в обществе, к примеру Вячеслава Ивановича, либо в собственном кабинете именно потому, что указаниями Генпрокурора и его административными овчарками курение в служебных кабинетах категорически не приветствовалось, закурил. Но надо же хоть в чем-то отстаивать свое право на индивидуальность!

Утерянная мысль была, конечно, важной, и Турецкий совсем не собирался от нее отказываться, вспомнить бы только…