Геррон

У акулы зубы-клинья. Директор старших классов Крамм пишет на доске. В эти великие времена. В твоей груди — звезды твоей судьбы. Ты должен стиснуть зубы, Валленштейн. Я не хочу идти к зубному врачу. Немецкий солдат не знает страха. Фельдфебель Кнобелох забыл свой текст. Струйка мочи течет у него из штанины. „Мания величия — это уже половина квартплаты за кумбаль“, — говорит он. Его зовут вовсе не Бертольт. Он только так говорит. Его зовут Ойген. Эту кучу дерьма не смог выгрести даже Гитлер. А как они, собственно, выгребают сортиры? Из них растут розы. Одну он подарил Ольге. У нее теперь кровь на руке. Я пожалуюсь Раму. „Господин директор старших классов“, — скажу я. Его зовут Геммекер. Он сумасшедший король и строит себе замок. Замок без ключа. Ключевой замок. Замковый ключ. Он едет на санях по озеру. В Кришт. Криииишт. Крииииишт. Наполеон родом из Браунау. Мы тут не в Криште. Мы в Амстердаме в Париже в Собиборе. Мы едем на поезде. Чух-чух, на поезде. У кого билетов нет, тот остается дома. Клопшток-штрассе, 19. Достать шток и отклопать тебя им. Мой брат создает звуковые эффекты в кино. Моего брата зовут Калле. Когда ему приходится смеяться, он вынужден кашлять, приходится смеяться, вынужден кашлять. Желтое облако. Сигарный дым. Это для мальчика вредно. Дедушка великан и не позволит собой командовать. Если он хочет умереть, то умрет. Опять будет погребение. Устраивать поминки. Кенигсбергский говяжий рубец. Говяжий рубец, всем конец, сопротивление бессмысленно. В восемь часов в Яичной башне. Черная комбинация. Ее дракон изрыгает огонь, но волос у нее больше нет. Она ежик, который в вечерний час выходит за мышами. Как будет глазунья по-французски? Анна-Луиза. Мне надо было выучить чешский. Иржи говорит по-чешски. VYNIKAJICI KVALITY. Заяц говорит по-чешски. Рябчик был фазан был рябчик был фазан de presse. Я оставил мои золотые часы. Вы не партиец, господин Хайтцендорфф. Униформа ему не к лицу. Сапоги под брюками. Все евреи покидают студию. Звезда на двери уборной. Дверь лишь нарисована, но в нее все равно можно пройти. Я разрешу вам пройти еще раз, но не сейчас. Я не должен с этим мириться. У меня есть друзья. Рюман играет с детьми Геббельса. В Испании, в Испании, где цветут герании. Но ресторан должны предложить вы. Снимите брюки. Это всего лишь Герсончик. Штаны долой. Вам повезло. Половина человека лучше, чем нисколько. Лора тоже так считает. Моя неотразимая Лорелея. Ее отец мясник, когда у него жар, его поносит. Так уж вышло. Буршатц дурацкая фамилия. Букет из колбас. Отто Вальбург плачет. Бледный как привидение. Я твое ночное привидение, твое любимое ночное привидение. Мы должны идти на цыпочках. Я разбужу тебя, если ты задремлешь. За сценой ходят на цыпочках. Не мешайте представлению. Иногда у них ломается нос. Он кривой, а почему? Потому что ангел сделал плинг. Плинг. Плинг. Плинг. Звонят в дверь, но мы не откроем. Никого нет дома. Никого. Я никто. Всем евреям надо носить второе имя — Никто. Никто должен носить второе имя Жидок. Меня зовут Геррон. Руководитель багажной службы. Голодающий. Сперва жратва, потом хорал. Господь Всевышний, мы славим Тебя. Борода наклеенная. Я носил ее еще задолго до того, как этот господин стал знаменит. Шекспира я никогда не играл. Собственно, его зовут Кохн, кохнее, наикохнейше. Конер отвезет меня в Америку. Там меня ждут. Veendam отходит из Роттердама. Рейс Голландия — Америка. Удобные каюты. Очень удобно. Там можно спать. Спать. Спать.

Спать.

Изолятор вообще-то очень красивое слово.

Изолятор.

Нас восемь. Я трижды пересчитывал и всякий раз приходил к тому же результату. Мой рассудок больше не кружит каруселью. Лежанок на двадцать человек. Восемь мужчин. Из изолятора выписывают немногих. Мне повезло. Еще раз. Я уже не болен, но еще и не здоров.

Один из мужчин все время что-то мурлычет себе под нос. Мелодия мне знакома, но я не могу вспомнить текст. Он меня убаюкивает.

Я много сплю.

— Ваш организм требует отдыха, — говорит д-р Шпрингер.

Он изменился. Иногда умолкает посреди фразы, а когда снова заговаривает, это уже совсем другая тема. Обрыв кинопленки, плохо склеенный.

Нехороший фильм. Но другого в программе нет.

Ольга передала с ним письмо для меня. Я перечитываю его снова и снова. „Ты должен совсем поправиться, чтобы в годовщину нашей свадьбы мы могли съесть глазунью“. 16 апреля. Дата, до которой так же далеко, как до луны. „Я люблю тебя“, — пишет Ольга.

Я тоже тебя люблю.

Разлинованный листок. На обратной стороне упражнения по чешскому языку. „Jak se m'a^s? Jak se m'ate? Jak se jmenuje^s? Jak se jmenujete?“ Это что-то означает, но я не понимаю ничего.

„Повсюду вечерняя тишь“. Так называется песня. Мама пела ее, чтобы усыпить меня. „Это канон“, — говорила она и не понимала, почему меня это пугает. А я думал о канонаде и пушках.

Лишь у ручья соловей.