Герцеговина Флор

Лора жила в небольшом аккуратном домике почти на границе заповедной территории. Дом был старым, но строил его какой-то замечательный мастер, и именно он умудрился сделать так, что дом всегда выглядел современным. Его трудно было отнести к какому-то определенному стилю, однако и фасад, и его тыльная часть всегда радовали глаз. Внутри же царили годы, когда еще явно слышались отголоски прошумевшего над всем миром «модерна». Настольные лампы цветного стекла, повторяющие форму цветов, резной стол на скрученных змеиных хвостах, какие-то бабочки и божьи коровки из стекла и прочее, говорящее о хорошем вкусе хозяев. В гостиной стоял большой круглый стол, покрытый плюшевой скатертью с рисунком, выдержанным в том же стиле, а над ним люстра «каскад» с сотней стеклянных палочек-висюлек. — В комнате у Лоры — узкий платяной шкаф с витражными вставками, туалетный стол с вращающимся фигурным зеркалом и торшер начала двадцатого века, у которого плафон в виде головки колокольчика из матового стекла с металлическими прожилками. Одна стена отдана была старым афишам, постерам и, в рамках разной формы, фотографиям звезд довоенной поры: Греты Гарбо, Любови Орловой, Айседоры Дункан, Луи Армстронга, Александра Вертинского, Марлен Дитрих и еще многих-многих других. Но самое удивительное и ценное, что все они были с автографами…

В углу на столике стоял патефон — тоже дитя века, старая пластинка крутилась, и сквозь шип угадывалась знакомая мелодия. Лора переставляла иглу, слушая одно и то же место снова и снова, подпевала патефону, затем подходила к пианино с двумя медными подсвечниками на передней деке, касалась клавиш, сверяясь с оригиналом, и снова пела то же место под бренчащие звуки старого фоно.

- Ну что ты возишься со всяким старьем? — донесся голос мамы из соседней комнаты. — Уже половина двенадцатого!

- Еще немного, еще немного! Я должна приготовить сюрприз! Любовь Петровна будет счастлива.

- Какая Любовь Петровна?

- Ну Орлова же! Орлова!

- Какая Орлова? «Я из пушки в небо уйду… Диги- диги-ду, диги-диги-ду»? — напела мама песенку из фильма «Цирк», которая была популярна в тридцатые годы.

- Ну конечно, а какая же еще?!

- Девочка моя, опять ты за свое! — вздохнула мать.

- Да разве она…

- Жива, конечно, жива! — не дослушав, закричала Лора и опять, в который раз, повторила то же самое место песни.

Однако через какое-то время стихли звуки и этого старого фоно. Погасло окно в комнате Лоры, и только уличные фонари продолжали нести свою вахту на уснувших аллеях Герцеговины Флор.

С самого утра следующего дня по всему чувствовалось, что вечером всех ждет что-то необычное. Официанты были еще более предупредительны, чем обычно, и загадочно улыбались, обитатели Герцеговины все время перешептывались, глядя на сидящую за угловым столиком звезду советского кино. Но наиболее подозрительной была суета, которая творилась вокруг зрительного зала. Туда что-то то и дело вносили, кто-то громко командовал: «Дайте больше света!» или «Поправьте контровой!». И еще оттуда то и дело доносилась музыка. С Орловой тоже все были как никогда вежливы и внимательны, хотя это и было нормой здесь. Но уже с завтрака все начали ее поздравлять. Ей подносили изысканные букеты, дарили сувениры или просто говорили комплименты. Кинозвезда улыбалась в ответ, грациозно протягивала руку для поцелуя и привычно, но очень достойно принимала поздравления.

Подобные дни случались в Герцеговине довольно часто. То и дело кто-нибудь из обитателей праздновал если не день своего рождения, то день своего публичного дебюта или очередную годовщину со дня знаменательного события — выхода в свет пластинки или, как в данном случае, фильма. Последним таким событием был праздник по поводу очередного переиздания лучших композиций Гленна Миллера. Виновник торжества вышел на эстраду в элегантном смокинге, держа в руках свой знаменитый тромбон. Лучший из существующих оркестров был на сцене. Достаточно сказать, что за роялем сидел Каунт Бейси, а первой трубой был Дизи Гилеспи. К великому Гленну то и дело присоединялись не менее великие Элла Фитцджеральд и Луи Армстронг. Обитатели Герцеговины танцевали до утра, а тромбон маэстро, кажется, был горячим, как сковорода, которую весь вечер держали над огнем. Да, в каком-то смысле здесь привыкли к таким дням, но тем не менее каждый раз ждали их с нетерпением и готовились основательно. Местное ателье работало день и ночь, создавая шедевры портняжного искусства, наподобие знаменитого платья с висюльками, в котором Марлен Дитрих покорила весь мир. Загадочная и вечно прекрасная Марлен на вечере, посвященном выходу в свет фильма «Голубой ангел», вновь вышла на сцену в нем, и эффект был потрясающим. Но сегодня Марлен будет среди зрителей, а какой костюм она выберет — мужской или женский, — знала только она.