Герцеговина Флор

Наконец обряд прикладывания к перстню закончился. Церемониймейстер возглавил шествие к столу. Теперь Сатера четко понимал, кто этот человек в коричневом платье. Слуги отодвинули кресло, подождали, пока доктор начнет опускаться, а затем медленно подвинули кресло этому самозванцу под зад. К свечам добавили факелов, и в зале стало светлее. Доктора это не очень порадовало, ведь в любой момент какой-нибудь господин, в соответствии с ритуалом, откинет его капюшон, и все эти интуристы во главе с фон Баламутом обнаружат, что «царь ненастоящий»! Началась церемония рассадки гостей. Мужчина в коричневом подходил к каждому из рыцарей, кланялся, а затем отправлялся к столу. Гость пристраивался в кильватер, и в таком порядке они добирались до места за столом. Дальше опять поклоны, и наконец гость усаживался. Доктор тихо радовался, что его усадили первым, потому что вся эта бодяга с рассаживанием длилась минут сорок.

Наконец и этот этап завершился. Однако далеко не закончились испытания для самозванного магистра. Взгляды рыцарей устремились в его сторону. Выходило, что доктору опять надо было что-то делать. Сказать тост, или начать есть, а может быть, хлопнуть три раза в ладоши. Наверное, нечто в этом роде, но что именно? Шло время, рыцари терпеливо ждали, а этот магистр-тормоз молчал, как пень, покрываясь испариной. Кто сказал, что в такие моменты сердце уходит в пятки, напротив, оно колотилось где-то вверху, возле горла. От напряжения доктор сделал какой-то кундштюк правой рукой, последствия которого оказались неожиданными. Рыцари вскочили, как по команде. Общий порыв был настолько силен, что, не окажись за спиной Сатеры слуги, который придержал его за плечи, и он бы поднялся во весь рост. Далее рыцари пробубнили что-то, явно по латыни, а затем осушили свои кубки. Сатера, наученный первыми опытами, уже не шевелился, ожидая сигнала сзади. Ждать пришлось недолго, Легкий тычок в бок надо было расценивать как руководство к действию. Доктор повиновался ему, как хорошо дрессированный конь. Он поднял свой кубок и, стараясь не показывать своего лица, осушил его. Заметим, между прочим, что кубок был не менее литра в объеме. Вино было прекрасное — хорошо выдержанное, напоминающее по вкусу «Кагор».

Это напомнило Сатере день, когда его крестили. Он ясно вспомнил деревенскую церковь недалеко от Пскова и священника — отца Владимира. Тогда будущего ученого поразил этот вкус, который неожиданно перенес в комнату, где на последний ужин собрались апостолы и учитель. Священник продолжал службу, не заметив, что тот, которого он крестил в этот момент, отлучился на время. Примерно на две тысячи лет назад.

Да, видел бы он доктора Сатеру сейчас! В этом одеянии, в этом зале, при этом свете. Знаменитый путешественник почувствовал себя не очень хорошо. Вначале это были мучения духовные, но, к сожалению, к ним присоединились еще и физические. Дело в том, что в последний раз доктор нормально ел со скатерти-самобранки перед тем, как пуститься на поиски меча. Колбасу, которую Сатера предусмотрительно прихватил с собой, как вы помните, пришлось скормить неизвестному четвероногому другу. Литр крепленого вина и так доза немалая, а уж если без закуски! Именно поэтому фигуры и предметы потеряли свои четкие границы, а свет начал гаснуть. Доктор засыпал. Рыцари же напротив, осушив кубки, вновь уставились на мнимого магистра неподвижными взглядами. Борясь со сном, доктор понимал: опять нужно было что-то делать. Правда, на этот раз Сатера реагировал не так остро. Более того, ситуация даже веселила его. Лица рыцарей то расплывались перед его глазами, то вытягивались, как в зеркалах комнаты смеха, то вовсе исчезали. Тихий нервный смешок сотряс его тело. Именно от него доктор покачнулся в своем кресле, но удержался, сделав какое-то неловкое движение рукой в сторону князя Бессмертного. Этот ничем ни примечательный жест неожиданно осчастливил бывшего студента Остальные, как показалось ученому, напротив, как-то сникли и опечалились. Глухой ропот пробежал по залу. Молодой князь поднялся.

— Мастер, — он поклонился своему бывшему педагогу. — Я расцениваю ваше решение как знак признания заслуг деятельности нашей ложи. Братьев же я смею уверить в том, что, несмотря на свой возраст, мы не оброним и капли из чаши чести, которую нам доведется нести следующие семь лет.