Новаторские и революционные взгляды Жаботинского не всегда признавались даже его союзниками — такова судьба первопроходцев. Оригинальный мыслитель чаще всего опережает свое время, кроме того, не всегда просто преодолеть инертность масс. Жаботинский никогда не был конформистом и не следовал по проторенной дорожке. Своими гневными речами он порой восстанавливал против себя даже своих соратников. Сам Жаботинский признавал, что, где бы он ни выступал, его неординарные мысли постоянно вызывали горячие споры. Он был не простым, трудным человеком, даже для своих единомышленников. Почему же он вызывал споры и ссоры на еврейской улице? Чем объяснить его бескомпромиссность и оригинальность? Свойства эти характерны для пророка; и Жаботинский действительно был прорицателем. Журналист и писатель Пьер Ван-Паассен однажды попросил Жаботинского определить понятие «гениальность». «Гений, — сказал Жаботинский, — это тот, кто видит и чувствует то, что произойдет через десять лет». Этим свойством обладал и сам Жаботинский. В письме молодому, впавшему в отчаяние еврею из Южно-Африканского Союза он писал 27 ноября 1938 года: «Твое поколение увидит чудеса и сотворит чудеса. Пусть не дрогнет твое сердце от массовых убийств; все, все силы жизни и смерти должны быть отданы одной цели: еврейскому государству и великому переселению в Эрец-Исраэль. Я думаю, что в ближайшие десять лет, по очень осторожной оценке, еврейское государство не только будет провозглашено, оно станет фактом, скорее всего, даже меньше, чем через десять лет»…
Эти мысли — не результат мистических провидений, а логический вывод из развития событий в геополитической совокупности.
В упомянутом выше некрологе Залман Шазар сказал, что Жаботинскому «было предназначено стать первым голосом в хоре возрожденного Израиля. Было предназначено, но не исполнилось». Так ли это? Возможно, что до конца жизни он не был «близким для большинства его собратьев», но, будучи пионером в революционном движении, он и не стремился к власти при помощи аппарата. Он был слишком страстен, чтобы спокойно рассуждать о структуре политических сил, чтобы выжидать удобный момент, сосредотачиваться на маневрах и сделках, создавая для себя сферы влияния. Ему было трудно принимать участие в органах «государства в пути». Он усматривал в них черты делячества, а это претило ему. Его не удовлетворяли умеренные шаги типа «капля камень точит». «Не любил я сионистские конгрессы, кроме шестого, первого для меня, — писал он в книге «Повесть о моей жизни» (1936). — Я всегда терялся в них, как чужой, и теперь, я боюсь, что меня, может быть, заставят участвовать в них еще не раз». Вместо того чтобы заниматься мышиной возней сионистского «парламентаризма», он предпочитал обращаться через головы официального руководства к молодежи, призывал ее расшатывать существующие основы, изменять застывшие формы, возобновлять героические традиции Израиля, «плевать» на законы и запреты, не имеющие морального оправдания, восставать против общепризнанного.
Жаботинский умер и не смог увидеть своими глазами обновленный независимый Израиль, но его революционный дух живет. Он придает народу силы в борьбе и строительстве, укрепляет надежды на будущее.
ЮНОСТЬ В ОДЕССЕ
Зеев (Владимир) Жаботинский родился 18 октября 1880 года в Одессе, в зажиточной семье. Когда ему было шесть лет, умер его отец — служащий Российского общества мореходства и торговли, занимавшийся закупкой и продажей пшеницы по всему Приднепровью. Одесса была главным зернохранилищем Малороссии (так в то время называлась Украина), и Евгений Григорьевич Жаботинский управлял делами целого «царства». По словам сослуживцев, эго был гениальный человек, обладавший феноменальными способностями. Среди свойств, унаследованных Жаботинским от отца, можно назвать отношение к деньгам: он всегда считал их не целью, а средством для ее достижения. В книге «Повесть о моей жизни» Жаботинский пишет, что как-то отцу сказали, будто его помощники обворовывают его, на что он ответил: «Кто ворует у меня, тот беднее меня». Может быть, он и прав, замечал впоследствии сын, именно эта философия перешла ко мне по наследству.
Мать Жаботинского, Ева Марковна Зак, была младшей из двенадцати детей в семье преуспевающего торговца из Бердичева. От нее Зеев унаследовал стойкость в борьбе с жизненными бурями. Она два года отчаянно сражалась за жизнь своего мужа, больного раком, заложила и продала все имущество, показывала его лучшим врачам в Германии, но все ее усилия были тщетны. После смерти супруга заботы о пропитании семьи легли на ее плечи. Она открыла небольшую лавочку письменных принадлежностей и на скромные доходы от нее вырастила детей.
Образование Жаботинского началось с детского сада в Берлине, но с тех юных лет остались лишь неприязнь к немецкому языку и смутное воспоминание о «церемонной» встрече с кайзером на улице в Эмсе…