Герцог-авантюрист

– Наверное, во Франции существует возможность это выяснить, но у нас… Что ж, если ты забыл, напоминаю: здесь, в Англии, мы лишь надеемся на лучшее, но, как правило, наши надежды не сбываются.

Будучи наполовину французом, Адам находил весьма странной и любопытной склонность англичан к подавлению чувственности. Со стороны казалось, будто матери и бабушки собрались на совет еще в самом начале войны и в итоге постановили, что следует категорически отвергать все французское. Тем самым они лишили внучек и дочерей тех радостей, которым сами с удовольствием предавались во времена своей молодости.

В комнате воцарилась тишина. Адам поднял глаза и увидел, что Брентворт пристально смотрит на него. И отнюдь не по-доброму.

– Ну, говори, – потребовал Адам.

– Черт возьми, и скажу…

– Не надо, Брентворт, – Лэнгфорд с мольбой взглянул на друга.

– А я настаиваю, – заявил Адам.

Брентворт поднялся со своего места и подошел к графину с виски. Он стоял у стола довольно долго, и Адам уже подумал, что друг успокоился или просто решил промолчать.

Но тут Брентворт вдруг резко развернулся и проговорил:

– Я понимаю, что ты горевал, понимаю, что было высказано много оскорблений, непристойностей и…

Вскочив на ноги, Адам швырнул бокал в огонь. Языки пламени, словно испуганные, заметались по камину.

– Оскорблений? Непристойностей? Да он покончил с собой из-за всего этого!

– Знаю, – кивнул Брентворт. – Но ты никогда не говорил об этом с нами. И не позволил тебе помочь. Просто исчез вместе с матерью, не сказав ни слова на прощание, и молчал целых пять лет. И вот ты как ни в чем не бывало входишь в эту комнату и ведешь себя так, будто мы расстались только вчера. Черт возьми, Страттон, мы были друзьями много лет, а теперь ты ведешь себя так, словно мы оба ополчились против твоей семьи.

– Я никогда так не думал.

– Черт бы тебя побрал… – процедил Брентворт сквозь зубы.

Лэнгфорд сокрушенно покачал головой и пробормотал:

– Сядьте оба. Я и раньше говорил тебе, Брентворт, что в сложившихся обстоятельствах им руководили гнев и скорбь. Кто знает, как мы поступили бы на его месте? – Он одарил Адама улыбкой, в которой читалось… что? Прощение? – Ты ничего не должен нам объяснять.

Однако Адам прекрасно знал, что просто обязан объясниться. Гнев застил ему глаза, заставив отвернуться от всех и вся. Он фактически сбежал из Англии. Но не из-за недостойной смерти отца и не из-за того, что больше не мог никому доверять.

– Я уехал так поспешно только потому, что в противном случае убил бы кого-нибудь в припадке ярости. И не стал бы разбираться, виноват этот человек или нет.

Брентворт снова опустился в кресло, некоторое время сидел, не поднимая глаз на друзей, потом, наконец, спросил:

– А теперь знаешь? Знаешь, кого обвинять?

– Пока нет. – Адам пожал плечами.

– Интересный ответ. – Лэнгфорд стряхнул пепел с сигары. – Кажется, теперь мы знаем, зачем он вернулся в Англию. Правда, Брентворт?

Клара быстро ознакомилась с утренней почтой за завтраком в Гиффорд-Хаусе – лондонской резиденции семьи. Два письма ее заинтересовали.

В первом бабушка выражала свое недовольство:

«Мне сказали, что ты дважды отказалась принять Страттона, приехав в Лондон десять дней назад. А посему я настоятельно требую прекратить его провоцировать».

Письмо от Тео мало чем отличалось от бабушкиного.

«Мы вряд ли добьемся успеха в отношениях со Страттоном, если ты будешь продолжать наносить ему оскорбления. Подумай о будущем Эмилии, а также о моем. Неужели ты не можешь проявить хоть каплю уважения к этому человеку?»

Но ведь именно это она, Клара, и делала – думала о будущем сестры. И о будущем своей семьи. Сама мысль о том, чтобы наладить отношения с семьей Страттона, казалась ей неблагоразумной и предательской. Пусть бабушка с братом делают что хотят. Она не примет их сторону. Старая графиня это знала и именно поэтому не посвятила ее в свои планы.

Надев шляпку и мантилью, Клара взяла со стола сверток и спустилась в холл. Не желая пользоваться принадлежавшим семье экипажем, она попросила лакея найти наемный, после чего вышла из дома и с облегчением вздохнула. К сожалению, уехать она не успела – на подъездной аллее остановился экипаж, и Клара тихонько выругалась.

Снова Страттон! И никуда не спрятаться! А посему солгать, что ее нет дома, не получится.

Но, с другой стороны, всякому стало бы ясно, что она уезжает, поэтому они со Страттоном коротко обменяются любезностями – затем пусть убирается.

Герцог вышел из экипажа и подошел к девушке. Отвесив поклон, он поставил ногу на нижнюю ступеньку крыльца и воззрился на Клару.

– Вы ведете довольно насыщенную жизнь, – заметил он.

– Я ношу траур, но пока еще не умерла.

Герцог указал на свой экипаж.

– Позвольте вас подвезти.

– Вы очень любезны, но скоро подъедет мой собственный экипаж.

– Но ведь его еще нужно дождаться.

В этом герцог был прав. Мысленно застонав, Клара пробормотала:

– Коль скоро вы решили нанести мне визит, давайте войдем в дом.