Читаем Герцог Бекингем полностью

Как многие другие люди в подобной ситуации, Яков I хотел, чтобы его новый друг установил добрые отношения со своим предшественником. Он не был склонен резко порывать отношения с кем бы то ни было и не намеревался ссориться с кланом Говардов и испанской партией, в которой Сомерсет играл важную роль. Как в личной жизни, так и в политике Яков был «королем-миротворцем». Время близости с Сомерсетом прошло, однако король, без сомнения, желал сохранить его дружбу. В течение нескольких месяцев оба молодых человека, звезда восходящая и звезда нисходящая, находились при дворе. Различие их характеров становится очевидным из анекдотов, записанных хронистами того времени.

Мы уже рассказывали о том, как Джордж был возведен в рыцарское достоинство в комнате королевы, а Сомерсет топал ногами от гнева и нетерпения в прихожей, в толпе придворных, которые, должно быть, вполголоса обсуждали грозящую фавориту немилость. Спустя некоторое время король велел Вильерсу попытаться помириться с Сомерсетом. «Милорд, я хотел бы быть вашим слугой и вести придворную жизнь под вашим руководством», – сказал молодой камергер лорду-камергеру. На что шотландец ответил громко, так, чтобы слышали все присутствующие: «Мне не требуются ваши услуги. Никакой благосклонности с моей стороны вы не дождетесь и можете быть уверены, что, как только мне представится возможность, я сверну вам шею» {25}. Джордж ничего на это не ответил.

В другой раз Сомерсет прислуживал за королевским столом и опрокинул на своего соперника миску с супом. Тут уж Джордж не выдержал – ударил обидчика кулаком в лицо. Подобный поступок в присутствии короля считался преступлением, которое каралось отсечением руки. Сомерсет, будучи лордом-камергером, отвечал за соблюдение этикета; он хотел отдать Вильерса под суд, но тут вмешался Яков и простил молодого человека. «С этого момента, – констатирует хронист Сэндерсон, – расположение к новому придворному стало очевидно всем и любовь к нему короля перестала быть секретом» {26}.



«Прощение» Сомерсета


Лето 1615 года прошло в атмосфере соперничества, неуверенности и беспокойства обеих сторон. Сомерсет сохранял свою власть при дворе, однако становился все более несносным, клан Говардов продолжал господствовать в сфере политики, король колебался. Джордж Вильерс, наставляемый архиепископом Эбботом и его друзьями, вел себя скромно, выказывал готовность к примирению и этим все больше укреплял любовь к себе короля.

Между тем Сомерсет понимал, что его положение под угрозой. Приведенное выше письмо короля свидетельствовало о том, что терпение его благодетеля на исходе. Однако он продолжал вредить себе новыми назойливыми и неловкими выходками. «Мне надоели твои слезные послания, – писал ему Яков. – Для тебя – это самый действенный способ погубить себя. Никто не поссорит меня с тобой, если ты будешь вести себя как должно, однако, как ты можешь быть моим верным слугой, если отказываешь мне в любви, на которую я имею право. Признай свои ошибки, возвратись к исполнению долга, и ты убедишься в полном моем благорасположении; если же нет, пеняй только на себя» {27}.

На этот раз упрямец Сомерсет почувствовал серьезную опасность. Возможно, по совету тестя, он раскаялся в своем поведении и попросил короля даровать ему «прощение». Речь шла не об обычном прощении в моральном смысле этого слова, а о юридическом акте, равноценном амнистии или тому, что в мусульманских монархиях называли словом «аман». Сомерсет даже настаивал – и это позволяет заподозрить опасные тайные намерения, – чтобы «прощение» распространялось не только на прошлые, но и на будущие проступки. Яков I, всегда проявлявший слабость, когда речь шла о друзьях, был готов удовлетворить просьбу своего любимца, однако лорд-канцлер, без чьего согласия на акте нельзя было поставить печать, воспротивился. Король рассердился, но потом уступил. «Прощение» не было подписано, а оно очень пригодилось бы Сомерсету несколько недель спустя. Не исключено, что именно поэтому он так настаивал на его получении.



Тень давнего преступления


Развязка наступила в сентябре 1615 года. Неизвестно, произошло ли это случайно или было подстроено врагами Сомерсета. Разыгравшиеся события напоминают романтическую драму, а исход ее во многом поспособствовал возвышению Джорджа Вильерса, который ко всему этому делу не имел ни малейшего отношения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное