Читаем Герцог Бекингем полностью

Шпага принца Карла


Несмотря на расположение к новому виночерпию, король пока был далек от того, чтобы позволить ему быстро сделать карьеру. В ноябре 1614 года, когда освободилась должность джентльмена королевской опочивальни, Джону Грэму не удалось пристроить на нее Джорджа. Фаворит Сомерсет оставался могуществен, как и вся стоявшая за ним партия Говардов.

Однако поддержку бейнардским заговорщикам неожиданно оказал архиепископ Кентерберийский, его высокопреосвященство Джордж Эббот, враждебно настроенный к католицизму, Испании и, следовательно, Говарду. «Королевство стонало под властью триумвирата Нортхемптона, Суффолка и Сомерсета [6]и от души желало избавиться от них», – писал он в мемуарах {13}. Джорджа Вильерса представили архиепископу, и тот, отметив его «изысканность и скромность», посчитал возможным оказать влияние на короля в противовес Сомерсету. Архиепископ поговорил об этом с королевой Анной. Она поначалу противилась появлению нового фаворита (она симпатизировала «испанской» партии), но затем позволила себя убедить, ибо ненавидела Сомерсета.

Король понимал, какие игры ведутся вокруг него, и продолжал сомневаться. Он отдавал себе отчет в том, что возвышение Вильерса изменит расстановку сил при дворе, и не хотел – во всяком случае, пока – ссориться с Говардом и его могущественными сторонниками.

Именно в этот момент архиепископ и сыграл решающую роль. Сам он так описывает эту интригу: «Король Яков взял за правило не допускать никого в круг близких друзей без рекомендации королевы, потому что, буде она позже начала бы жаловаться, он мог ответить, что она-де сама и приблизила этого человека. Такие вещи весьма развлекали нашего старого государя. Благородная королева хорошо знала своего супруга, и, поскольку, как в Шотландии, так и в Англии, фавориты не раз обижали ее, она сомневалась, стоит ли рисковать ради нового человека. […] Однако в конце концов она позволила убедить себя в том, что Вильерс, в отличие от Сомерсета, добр по натуре, и согласилась замолвить о нем словечко перед королем».

Речь шла о назначении Вильерса на должность камергера и посвящении его в рыцарское достоинство, что было уже почетным положением и весьма исключительной милостью для двадцатитрехлетнего мальчишки, не проявившего себя ни на полях сражений, ни в каком-либо ином рискованном деле. После разговора с королевой в своих личных покоях в присутствии принца Карла, наследника престола, которому было в то время пятнадцать лет, король дал согласие. Разговор состоялся в день Святого Георгия, 23 апреля 1615 года.

«Поскольку следует ковать железо, пока оно горячо, – пишет Эббот, – церемонию решили провести сразу же». Дверь комнаты приоткрыли и кликнули Вильерса, который, судя по всему, находился поблизости. Сомерсет хотел войти вслед за ним, но стражник не пропустил его; он остался за дверью, трепеща от ярости. Для церемонии посвящения в рыцари была нужна шпага, и король взял ее у своего сына (архиепископ, к сожалению, не сообщает, какие чувства испытал при этом юный принц). Виночерпий преклонил колена перед государем, получил ритуальный удар шпагой плашмя по плечу и поднялся уже сэром Джорджем. На следующий день он стал камергером с ежегодным жалованьем в тысячу фунтов стерлингов.

«Сразу же после церемонии, – продолжает рассказ архиепископ, – новоиспеченный рыцарь вышел из комнаты и разыскал меня в галерее. Он обнял меня, поклялся, что всю жизнь будет чтить меня как отца, и попросил наставить его в правильном поведении. Я посоветовал ему три вещи: во- первых, каждый день на коленях молить Господа, чтобы Он благословил государя и даровал самому Джорджу умение угождать своему господину; во-вторых, всегда действовать на благо доброго взаимопонимания между королем и королевой и между королем и принцем; и, наконец, в-третьих, никогда не лгать королю. Он пообещал мне следовать этим трем советам, и на следующий день, когда я находился в галерее Уайтхолла вместе с наставником принца Карла, Вильерс подошел к нам и сказал, что передал королю наш разговор, а король ответил: "Архиепископ дал молодому человеку достойные советы"».

Карьера королевского камергера Джорджа Вильерса начиналась при благоприятном расположении звезд.

Глава II «Я сверну вам шею, если только мне представится такая возможность»



«Клин клином вышибают»?


Рассказывая о том, как Сомерсета заменили Джорджем Вильерсом, архиепископ Эббот использует колоритное выражение: «Клин клином вышибают» {14}. Посмотрим, как же это происходило.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное