Все это дало повод для пересудов, и Людовик XIII постарался свести к минимуму встречи своей жены с галантным англичанином. Он ускорил отъезд Генриетты Марии, которую теперь величали королевой Англии. Было решено, что он лично проводит сестру до Компьена, а дальше, до Кале, Генриетта Мария поедет в сопровождении матери, Бекингема и всей свиты. Король хотел, чтобы Анна Австрийская осталась в Компьене, но сам заболел, и Генриетта настояла, чтобы невестка доехала с ней хотя бы до Амьена. Король уступил.
В Амьене, куда кортеж прибыл 7 июня, произошла очередная задержка: Мария Медичи была утомлена и слегла. О том, чтобы ехать дальше, не могло быть и речи, пока она не поправится. Было начало лета, стояла великолепная погода. Губернатор Пикардии герцог де Шольн старался предоставить двору все возможные развлечения. У него только что родился сын. Состоявшиеся 14 июня крестины, на которых крестным отцом стал Бекингем, превратились в большой праздник с балом и фейерверком.
Королева Анна со своим двором жила во дворце епископа, находившемся между собором и берегом Соны. При дворце был прекрасный сад, плавно спускавшийся к реке и очень нравившийся королеве. Однажды вечером она вместе со свитой вышла туда на прогулку. Именно там, если воспользоваться выражением Лапорта, «произошло то, что дало любителям злословия повод поупражнять свою злобу».
Поскольку инцидент этот стал весьма известен и, хотя бы частично, объясняет антипатию, которую Людовик XIII питал к Бекингему, имеет смысл остановиться на нем подробно.
Одно можно сказать с уверенностью: Бекингем участвовал в этой прогулке. Мягко говоря, со стороны королевы это была большая неосторожность, особенно если учесть, как упорно король старался препятствовать их встречам. Предоставим слово Лапорту, очевидцу произошедшего: «После длительной прогулки королева некоторое время отдыхала вместе со своими дамами; затем она поднялась, и на повороте аллеи, когда дамы несколько отстали, герцог Бекингем, оставшийся с ней наедине, воспользовался начинавшими изгонять свет сумерками и осмелел настолько, что пожелал обнять королеву. Она сразу же закричала, и тотчас прибежали все остальные»
{285}.К этому основному рассказу госпожа де Моттевиль добавляет воспоминания самой королевы, которые та доверила ей спустя много времени: «Поскольку герцог Бекингем желал поговорить с королевой [в саду], паж королевы Пютанж на несколько мгновений отошел от нее, считая, что уважение не позволяет ему прислушиваться к тому, что хотел ей сказать английский вельможа. Случаю было угодно, чтобы в это время они оказались на повороте аллеи, где палисад скрыл их от остальных гуляющих. В этот миг королева, удивленная тем, что внезапно осталась одна, и, очевидно, возмущенная каким-то слишком страстно выраженным чувством герцога Бекингема, вскрикнула и, позвав пажа, отругала его за то, что он ее оставил, что служит подтверждением ее мудрости и добродетели»
{286}.Вот практически все, о чем мы можем говорить с относительной точностью. Герцог Ларошфуко приукрасил эту историю, поместив встречу наедине королевы с главным адмиралом в некий «кабинет» (мы бы сказали «павильон») в саду, что явно должно свидетельствовать о самом подозрительном соучастии самой Анны Австрийской. Что до Тальмана де Рео, великого собирателя маленьких историй, то он заходит еще дальше: «Там, в саду, вместе [с королевой] была только госпожа де Берне, сестра покойного герцога де Люиня и приближенная дама королевы, но она была умна и оставалась на почтительном расстоянии. Любовник опрокинул королеву так, что у нее обнажились бедра, явив вышитые панталоны; однако то было напрасно, ибо она сразу же позвала свою придворную даму, и та, раньше делавшая вид, будто ничего не замечает, была вынуждена прийти ей на помощь»
{287}.Итак: прогулка в сумерках, мгновение наедине, некий чересчур смелый поступок (но какой?!), крик, поспешное приближение дам… Королева укоряет их за то, что они слишком удалились, но не может избежать того, что «они увидели, в каком смятении и беспорядке она находилась»
{288}.Несмотря на все принятые предосторожности, инцидент получил широкую огласку. О нем говорили еще двадцать или тридцать лет спустя (что явствует из примера Тальмана де Рео). Судя по всему, Людовик XIII отнесся к произошедшему очень серьезно. Присутствовавшая в саду принцесса Конти сказала королю, что она «может поручиться за добродетель королевы, но не так уверена в ее жестокосердии». По другой версии, в которую труднее поверить, она сказала, что «может ручаться королю за ее добродетель от пояса до стоп, но не станет ручаться за это от пояса и выше, ибо слезы влюбленного не могли не смягчить сердце королевы»
{289}. Впоследствии долгие годы Анна Австрийская оставалась под подозрением своего мужа, а кардинал Ришелье явно не делал ничего, чтобы уладить это дело.