Герцог грозового мира (СИ)

— Не забывайте, дама прибывает в Квемеру уже завтра, — Толл перескочил на более практичные темы. — Времени слишком мало, так что все детали операции беру на себя. Предполагаемый сценарий: мелкая, но неисправимая в обычных условиях поломка дирижабля, остановка в небольшой деревеньке далеко от всех городов. Дальше проволочки обеспечим, если надо. А Альту отправлю к вам в ближайшие же дни. О распространении в Грозовом Мире теней и их правил мы поговорим позже: мне необходимо посоветоваться с Ферчазейро. Вот, кажется и все. Когда произойдет следующая встреча, не знаю, но я напишу вам сам, не надо лишний раз выходить на связь. Ясно?

— Ясно, — кивнул Хор, отшвыривая подальше все сомнения.

— Тогда до встречи. Что интересно, — усмехнулся он напоследок, — это первый раз, когда я использую свое служебное положение, вернее, положение тени, для того, чтобы помочь семье. Большего они от меня не дождутся.

— А жаль, — тихо сказал Мальс. — Жаль, что они не имеют права ждать от вас подарков. Но такое слишком часто встречается в нашей стране. До встречи.

***

Труппа из Грозового Мира давала последние спектакли в Квемере, прежде чем отправиться обратно. Эстилиса слегка удивило, что их расписание подстроилось под его собственные перемещения, однако он отложил анализ этого совпадения, посчитав его пока подарком судьбы. Ведь судьба бывает милостива к мужчине и женщине, которые хотят встречаться наедине.

Ответ на письмо не пришел, но оно и не подразумевало ответа. На следующий день после его отправки, в полдень, Эстилис Эссентессер сидел в кафе «Клен», заказав себе небольшую чашку кофе с молоком и неторопливо листая свежую газету, где, разумеется, твердили о затее с Эссентессерами Грозового Мира, в том числе и о нем. Палец задумчиво постучал по фотографии почти-Герцога, сделанной пронырливыми журналистами на выходе с вокзала. На этой фотографии он выглядел довольно сурово.

Правители Объединенного Мира ещё будут проверять и перепроверять выводы о новом Эссентессере, боясь ошибки в его оценке. Мальс Хор оставался прозрачной фигурой: он лишь мог устроить кульбит в изменениях законов и традиций, но не без согласия прочих правителей. Эстилис уже понял, что в первую очередь он, бывший воспитанник Центра Одаренных, направит свои усилия на преобразование системы обучения, и вряд ли этот человек начал бы что-то в самом деле революционное.

С Герцогом Грозового Мира было не так легко. Во-первых, полностью его не изучил никто, даже ходатайствовавшая за него Нистария. Она знала больше всех и считала, что может понять все, но от неё ускользало главное. Тумана в личность Эстилиса добавляло и то, что ни один человек не мог сказать, что он учитель нового Эссентессера и знает, как тот из мальчика становился мужчиной. Его и впрямь воспитали трущобы, а затем — мать, но она никому ничего бы не рассказала о приемном сыне, который сделался родным. Война, слишком многое перевернувшая и замутнившая, ещё более затрудняла дело. Не осталось с того времени документов, которым можно было бы полностью доверять, и правители Объединенного мира ориентировались в первую очередь на рассказы доверенных людей и оценки людей умных.

Нистария сумела представить своего кандидата в выгодном свете, одновременно не дав остальным понять, как заинтересована в его становлении на пост Герцога. Эта женщина, несмотря на все внешнее, имела тонкий ум и была способна на удивительные комбинации. Правда, её талант оценивали лишь немногие люди, к которым она относилась благосклонно, а прочие возмущались: как может правитель великой страны, создающий законы Объединенного Мира, столь невежливо и бесцеременно обращаться со своими подчиненными? Но тут уж сказывался тяжелый характер, не желающий уступать умелому разуму.

Ориаса относилась к Эстилису напряженно, ощущая в его магии нечто не совсем привычное. Что ж поделать, таким его слепила война и необходимость убивать, откладывая переговоры, потому что белый флаг тогда становился мишенью, а доброе лицо — признаком глупости. В завертевшемся кровавыми брызгами мире оставалось лишь принимать его правила и сражаться, отбрасывая то, чем жил прежде, делая широкий шаг, чтобы перейти границы законов и норм. Иначе — смерть. Эстилис встречал немало людей, которые укоряли его за излишнюю жесткость и нечестные методы, но никогда не обращал внимания на это. Совесть давным-давно уснула мертвым сном, подпоенная цианистым калием осознания: только так, и иначе нельзя.