Герцоги республики в эпоху переводов: Гуманитарные науки и революция понятий

«Вымысел (fiction) и реальность сливаются воедино. Так, реализация проекта, представляющегося нам вымыслом, происходит на наших глазах, и нам приходится в это верить. Здесь вымысел не является выдумкой: это вымысел, наполовину воплощенный в реальности и уже начинающий материализовываться. Он составляет часть переживаемого, а вовсе не вымышленного времени, он действительно претворяется в жизнь, и от нас ожидается способность не столько поверить в него, сколько найти в нем подтверждение или обоснование для нашей веры» [280].

Роль науки, таким образом, состоит в том, чтобы заставить нас поверить в реальность фантазии, в реализуемость здесь и сейчас технологической утопии. Нужно ли добавлять к сказанному, что на долю понятия «наука» выпадает размывать границы «реального» вместо того, чтобы служить убежищем для этого последнего? Понятие «наука» стремительно наполняется смыслом, отрицающим привычное представление о ней как о гаранте объективности, реальности и стабильности наших представлений о мире:

«Здесь (в новом понимании науки. — Д.Х.) есть все: самая дружеская связь между человеком и машиной, тело, ставшее наконец подвластным нам (пища, приносящая удовольствие без проникновения внутрь, секс без секса, а значит — без СПИДа и беременности, путешествия без утомления, без холестерина и рака), идеология эффективности в семье и на работе. <…> Тотальное совершенство и бессмертие безраздельно властвуют над этими представлениями, являясь одновременно и желанной целью, и средством ее достижения» [281].

О том, насколько внятна нашим современникам такая метаморфоза образа науки, позволяет судить ее воплощение в романе — мировом бестселлере. Для «порнографической литературы», к которой подлинные друзья художественного слова немедленно причислили роман «Элементарные частицы», Мишель Уэльбек выбрал не вполне обычный стиль. Скупой и «неинтересный», по выражению Роб-Грийе, тяжеловесный язык, напоминающий своей неуклюжестью язык социологических отчетов, вклинивающиеся в текст «научные описания», эпиграфы из Огюста Конта, философа, наиболее часто появляющегося и цитируемого в тексте, — все это призвано помочь читателю распознать знакомый со школьной скамьи научный дискурс:

«В 1961 г. дедушка умер. В нашем климате труп млекопитающего или птицы сначала привлекает некоторые виды мух (musca, curtonevra); когда разложение слегка затронет его, в игру вступают новые биологические виды, особенно Calliphora и Lucilia. Подвергаясь совокупному воздействию бактерий и пищеварительных соков, выделяемых червями, труп более или менее разжижается, превращаясь в среду масляно-кислого и аммиачного брожения. <…> Мысленно Брюно снова видит гроб красивого глубокого черного цвета с серебряным крестом и деда в нем. Картина умиротворяющая и даже счастливая: дедушке, должно быть, хорошо в таком великолепном гробу. Позже ему придется узнать о существовании клещей и трупных личинок с именами второразрядных итальянских кинодив. И все-таки даже теперь образ дедушкина гроба встает перед его глазами как счастливое видение» [282].