Герцогиня

Женские изгибы озаряет лунный свет,
К ней сквозь ночь стремится мужской силуэт.
(Или: в зарослях кленовых мужской силуэт.)
В сраженьях наш юноша был очень смел,
Пред взором любимой он вдруг оробел.

— Опять литературная обработка ситуации? Хотя, конечно, насчет «оробел» — сущая правда. Особенно интересно звучит по поводу женских изгибов… — захихикал я и добавил:

Луну он готов ей в подарок достать,
Хочет сказать он про походку и стать,
Но стоит лишь прямо в глаза ей взглянуть,
Язык пристал к нёбу, слюну не сглотнуть.

Почесав затылок, эстафету подхватил Бертран:

А девушка ждет, нежно взором ласкает,
В душе что творится, она понимает,
Двигаясь плавно, платьем шурша,
Девушка речи ведет не спеша.

— Да-а-а уж… Орра если приласкает так приласкает. — Затем, представив ее в платье, пытающейся изобразить нежный взор и говорящей эти слова, я захохотал.

Герцог, не обращая внимания на мой смех, продолжил:

Она говорит: «Что же, сударь, вам надо?
Я вам помочь буду искренне рада».
Листва шелестит, ветер ветки качает,
Герцог фраз сказанных не разбирает.
(Хотя можно и по-другому:
Влюбленных слова герцог не разбирает.)

— Главное, ей это творение не зачитывать, а то еще не так поймет. — Вскочив, я в задумчивости нарезал несколько кругов по веранде и медленно продекламировал пришедшие на ум строчки:

Юноша шепчет: «Как лик твой прекрасен!»,
Герцогу слышится: «Климат опасен»,
Он уж устал комарье разгонять,
Климат при чем тут, ему не понять.
Юноша шепчет, глядя в глаза:
«Гибок твой стан, как молодая лоза!»

— А если: гибка ты, как молодая лоза? — предложил герцог.

— Как-то все же сложновато для проговаривания, с перехода «ты» на «как» звучание спотыкается, — ответил я. — А если: Юноша: «Гибок твой стан, как лоза», герцог услышал лишь слово «коза», — ухмыльнувшись, выдал я.

— Можно… А вот так? — смеясь, предложил Бертран — Герцог услышал «молоко и коза»…

И почти сразу выдал следующее двустишие:

Где-то чуть слышно соловей поет,
А комар настырно нашу кровь сосет.

— О! По поводу комаров! Предлагаю перейти в кабинет. Уже стемнело, кровососы появились и даже к нам пытаются пристроиться, — заметил герцог.

Я осмотрелся и только сейчас заметил, что действительно солнце уже зашло. Собрав листы бумаги с написанным, мы переместились в комнату.

Усевшись в кресле, Бертран несколько раз перечитал последние строчки, что мы наваяли, и, немного подумав, добавил:

Чешутся руки, затылок и нос,
Знать бы, зачем черт туда нас занес!

Сделав несколько кругов по комнате, я ехидно и с выражением произнес:

Листва шелестит, ветер ветки качает,
Сказанных фраз герцог не разбирает,
В кучку мозги герцог не соберет,
Лежа в траве, разговор не поймет.
Искусаны щеки, распухли веки —
Мы это свиданье запомним навеки!

— Это ты все же несколько грубовато обо мне, — заметил Бертран.

— Да ну! Вы же сами говорили, не хроники, — хитро посмотрев на него, улыбнулся я.

— Но все же… — пробурчал он.

— Мы же сочиняем для себя, ну может, еще вашему сыну и внуку споем, — засмеялся я.

— Что ты, что ты… Он же не переживет такого. Внуку еще можно, но сыну я бы не рисковал зачитывать или петь, — испуганно фыркнул старый герцог.

— Да ладно, я же не настаиваю. Сочиняем дальше, — примирительно предложил я. — Хотя если желаете, то можно написать только про меня. Например, так:

Я затаилась, но нос зачесался,
От конспирации кукиш остался.

Подумав, я выдал еще пару строчек:

Засопев носопаткой, комара втянула
И, не удержавшись, громко я чихнула.

Не успел я договорить, как вмешался Бертран и, перехватывая инициативу, продолжил: