Герцогиня

Мощь удара впечатлила всех — собравшиеся замерли, восхищенно наблюдая за полетом парня. Отметив про себя сложности аварийного приземления в столь неблагоприятной обстановке, я вспомнил о пострадавшей ноге и, тихо постанывая, осторожно опустился на землю. Орра, выдав виновнику происшествия всю степень своего гнева, одарила обступивших нас зевак соответствующим обстановке и событиям взглядом. Народ быстро сообразил и шустро рассосался. Не обращая внимания на разбегающуюся толпу, девушка подскочила ко мне и, стянув сапожок, осторожно прощупала пальцы. Дернувшись, я сдавленно и сквозь зубы выругался.

— Гр-р-р… Больно же! — взвыл я, попытавшись отобрать свою ногу, но на Орру это не произвело никакого впечатления.

Убедившись, что переломов нет, она поднялась и, выхватив что-то из сумки, помчалась к ручью, протекавшему недалеко от стоянки. Как только она отбежала, я позвал Тарэна.

— Проверь-ка, как там Вакула, и, если потребуется, окажи ему помощь, — быстро распорядился я.

Не успел парень скрыться в кустах, как примчалась Орра и, игнорируя мои попытки отбиться, наложила компресс на больную ногу.

Через несколько минут в кустах, куда улетел кузнец, послышался шум, и, раздвигая ветки, показался Тарэн, вытаскивающий стонущего и покачивающегося Вакулу. Увидев кузнеца, Орра поднялась, взяла в руки хороший такой дубец, перехватила его поудобнее и двинулась этой парочке навстречу.

— Ах ты, медведь… — зашипела она, грозно нахмурившись.

Заметив выражение ее лица, парень не стал дожидаться пинка и, вырвавшись из рук Тарэна, как лось ломанулся в кусты, проламывая целую просеку.

Подошел капитан. Увидев мою ногу и решимость на лице Орры, он решил не нарываться на выяснение отношений с взбешенной красавицей с неустойчивой психикой. Обратившись к народу, он обрадовал всех, сообщив, что здесь мы задержимся подольше, и отдал приказ, чтобы готовили обед.

Протерпев какое-то время почти ледяные компрессы, я понял, что если не пресеку их сейчас, то нога грозит заледенеть и отвалиться.

— Орра, ты что, хочешь меня без пальцев оставить? Не отдавили, так пусть от холода отвалятся, что ли? — зашипел я.

Нехорошо обижать ее, она же со всей душой, но терпеть уже не было никаких сил. Еле уговорил свою заботливую няньку оставить меня в покое. Попросив достать плащ, я укутал больную и совершенно ледяную ногу в теплую ткань, стараясь ее согреть. Повозился, устраиваясь удобнее, и попытался заснуть.

В лагере народ, радуясь непредвиденной задержке, разлегся на траве и, пока дежурные готовили обед, дремал. Вокруг стояла относительная тишина, нарушаемая лишь чьим-то храпом, журчанием ручья, шелестом листвы да пением птиц. Время от времени слышались шаги стражников, охраняющих наш сон, да тихие переговоры наших поваров.

Вдруг меня охватило ощущение горя и страха, да настолько сильное, чуть ли не на грани смерти. Такую бурю эмоций мне еще не приходилось испытывать в своей жизни. Решив, что это Вакула мог отреагировать подобным образом на недавние события, я испугался. Ведь в таком эмоциональном состоянии он и с собой покончить может. Я вскочил и, сильно прихрамывая, пошел в ту сторону, откуда, как мне показалось, шел поток вибраций, воспринимаемый мною, как отчаяние.

Почувствовав какое-то движение за спиной, я оглянулся. Сзади осторожно подходили Род и Тарэн.

— Хорошо, что вы меня догнали, а то сама как-то не сообразила никого позвать. Какое-то совершенно ненормальное беспокойство навалилось на меня. Даже не знаю, что и думать. Может, с Вакулой какая проблема? — прошептал я.

— С ним все в относительном порядке. Когда я, заметив вас, пошел следом, он лежал под кустом с компрессом на лице, — так же тихо ответил Тарэн.

— Да-а-а… В любом случае стоит проверить, кто это там столь сильные эмоции разбрасывает. Может, помощь нужна? — Подав знак идти за мной, я двинулся дальше.

Путь оказался неблизким, и вскоре стали слышны какие-то хрипы и шуршание. Эмоции уже били по нервам так сильно, что я с трудом сдерживался, чтобы не заорать. Осторожно раздвинув ветки густого куста, я застыл с открытым ртом. Рядом со мной вынырнули головы Тарэна и Рода.

На небольшой поляне мы увидели молоденькую девушку лет четырнадцати, в рваном и грязном платье, когда-то, похоже, богатом. Ее лицо и руки были покрыты густой сетью кровоточащих царапин. Порвав верхнюю юбку на полосы, она соорудила себе что-то вроде веревки, и явно не для качелей, хотя если повеситься за горло, то тоже можно раскачиваться.

Встав на корягу, она, судорожно всхлипывая, привязала импровизированное орудие самоубийства к толстой ветке. Повернувшись к своим парням, я показал на девушку глазами.

— Осторожно. Постарайтесь не делать резких движений, чтобы не перепугать ребенка окончательно, — шепотом предупредил я.