Серебро "бегом бежит" во Всеволжск. А на туземных рынках всё больше идут мои "рябиновки". Замещая драг. металлы и увеличивая денежную массу. Живчик в Рязани уже своим пополам платит. А главное: всё больше мыто и подати бумажками собирает. Ему так удобнее: сокращаются варианты обмана властей. Если у мытаря десять монет, а в казну нужно отдать девять, то где окажется самая полновесная? Отсекаются игры фальшивомонетчиков, ограничиваются возможности татей — бумажки имеют индивидуальные номера. Украсть-то украл, а пустить в оборот как? Монеты тоже часто индивидуальны — владельцы на них что-нибудь процарапывают. Но номер однозначен. В сочетании с телеграфом — закрывает для краденой бумажки все крупные городские рынки.
Оборотная сторона: пришлось в трёх городах Рязанско-Муромского княжества своих менял ставить. Обменники. Одного шиши убили, другой проворовался, нынче "на кирпичиках" доходит. По весне послал замену из вновь подготовленных. С расширением: и Пронск окучивать пора.
На Суздальщине скрипят зубами, но пока серебрушками шелестят.
Думаю — последний год. Опольские хлеботорговцы ещё не знают, что осенью торга хлебом с Новгородом не будет — война. Ростовские бояре видят, что я перекрыл Заволжье, но надеются. Не знаю на что: от Шексны вниз — моя земля, весь мех идёт в казну. От Шексны вверх — Новгородчина. Там война. Меховой торг сожмётся в… в дырочку.
Новгород для меня закрыт — побьют, разбойники-ушкуйники-горлохваты.
А вот Булгар въехал глубоко, "по самые ноздри". По смешному поводу: из-за женщин. Что не ново. Как ругали Раису Горбачёву в девяностом… или Александру Федоровну в шестнадцатом…
У эмира и так-то с серебром тяжело — новую столицу строит. А тут…
Николай только что отвёз туда такую же составную зеркальную конструкцию, как у меня здесь. Показал Абдулле. Тот — "мойдодыр" же! — установил, чисто на минуточку для показа — в бане эмира. Благороднейший и победительнейший сперва испугался. Своему отражению. Потом разобрался и восхитился. Потом приуныл и велел убрать. Когда про цену узнал. Но поздно: жёны его уже успели оценить. И совместными усилиями, "забастовкой с сомкнутыми коленями", выносом мозгов общему мужу и остракизмом штрейкбрехериц… переубедили.
Две тонны серебра. В моих деньгах — сорок тысяч кунских гривен. Три его годовых гос. бюджета. Как контрибуция после военной катастрофы. Выплатил. Где взял? — Принудительный займ у ростовщиков и богатых купцов.
Надо отдавать. Как? — Новый налог на ремесленников. Джизья для сувашей, удмуртов, буртасов. С соответствующим ответом "широких народных масс". Посылка войск для наказания "отвечальщиков"…
Теперь он столицу нескоро достроит. Но восхищение жён сильнее способствует выделению серотонина в эмирском желудочно-кишечном, чем десятиметровой толщины глинобитная стена вокруг города.
Целая страна влетела "по самые помидоры". Из-за любви. Из-за любви нескольких женщин к себе, красивым. Из-за любви одного мужчины к этим прекрасным дамам.
Тут некоторые вопияют:
— Фигня! Мог просто себе оставить!
Мог. Он мог любой из трёх вариантов. Я же свободогей! Вольнолюб и либерофил! Зачем человека в угол, как крысу, загонять? Лучше — "добровольно и с песней".
Эмир мог вернуть мне образец. И получить войну с гаремом. А это, знаете ли, далеко не всякий мужчина вынесет.
Мог не заплатить и не вернуть. И получить войну. Такое — явно враждебное действие. Все предшествующие договорённости им отменяются.
Всеволжск в эмирате большой военной силой не считают. Но есть второй гарант — Боголюбский. Который, естественно, "впишется". А что у него вот-вот начнутся проблемы на севере… Это надо предвидеть. Новгород от Биляра далеко — не разглядеть.
Мог заплатить землями. Сувашией, Удмуртией, Буртасией. Но мне оно не надо. Моё нынешнее вхождение в Мордовию и Северо-Двинский бассейн лишило меня резервов: нет людей, которые предлагаемые территории готовы обустраивать и осваивать.
Взял деньгами. И теперь, с невыразимой грустью и искренним сочувствием, наблюдаю за делами соседа.
Там нынче недоимки взыскивают. Жестоко. Казнокрадам головы рубят. С конфискацией. Местных аристократов прижимают. Болезненно. Неплательщиков из податных бьют палками, продают в рабство. Конечно, мусульманин не может быть рабом у другого мусульманина. Но есть же евреи, армяне. А потом кто-нибудь, сильно благочестивый, сделает доброе дело — выкупит единоверца. Что и пополнит, в конечном счёте, казну правовернейшего и блистательнейшего.
Прогресс, господа! Прямо-таки — шествует по планете. Скоро, поди, и взятки брать перестанут. Ибо — нечем.
И что характерно: сами деньги отдали и сами же к моим — с предыханием. Правда, торг другими товарами почти остановился: "сумы" уехали, один бартер остался. Эмир, может, и перешёл бы на мои "рябиновки", но муллы возмутились: нашли на бумажках изображения зверушек и возопили: харам! Некошерно!
Не отрицаю. И Коран им в руки.