Матушка вернулась домой и пересказала Ала ад-Дину слова султана. Ала ад – Дин обрадовался и надел на свое сердце узду ожидания.
Извини, мой цветочек, на сегодня все. Меня ждут дела!
Но Жаккетта давным-давно спала, утомленная тяжелым днем.
Ночью Жаккетта внезапно проснулась. Почему? Потому что в соседней комнате глухо, нараспев говорил Масрур. Говорил не своим голосом.
Жаккетта откинула одеяло и, неслышно ступая босыми ногами, подкралась к дверному проему. В темной комнатушке без окон, освещаемой лишь углями, тлеющими в тазу, угадывались два силуэта. Масрур сидел на ковре, неестественно откинув голову. Перед ним стояла Фатима и требовательно что-то спрашивала. Масрур чужим голосом отвечал. Изредка он страшно всхлипывал и начинал раскачиваться.
От непонятного ужаса у Жаккетты пот потек по спине. Она, пятясь, отступила назад к тюфяку и спряталась с головой под одеяло. Чем-то древним и жутким веяло от увиденной сцены.
– Вставай, мой цветочек! – услышала она над ухом негромкий голос Фатимы. – Ты должна мне помочь.
– А что случилось? – преодолевая дрожь, охватившую тело, спросила Жаккетта.
– Чтобы узнать думы Бибигюль, я вселила в Масрура джинна. Джинн залез в его голову и пытался залезть в голову Бибигюль, чтобы узнать, что Бибигюль думает, о гареме какого господина, – безмятежно сообщила Фатима, словно поведала, как булочки печь. – Но он ничего не узнал! Бибигюль, видно, держит оборону против джиннов и ифритов! Не иначе, у этой ведьмы есть чулан, где стоит железный сундук. В сундуке одиннадцать змей. По углам сундука воткнуто четыре флага. Это талисман. Между флагами на крышке сундука стоит таз, полный денег. И поверх монет – связанный белый петух. Джинн не смог попасть в ее голову.
Жаккетте захотелось опять спрятаться под одеяло. И не вылезать, по крайней мере, до обеда.
– Сейчас нужно выгнать из Масрура джинна и вернуть ему настоящую душу. Ты будешь помогать. Зажигай светильник!
Пока Жаккетта возилась с лампой, Фатима принесла в комнату широкую доску и достала из сундука баночку. В баночке оказалась темного цвета мазь, пахнущая сандаловым деревом.
При свете лампы Фатима этой мазью нарисовала на доске большой квадрат. Разделила его на дев квадратиков. К квадрату пририсовала голову, ручки, ножки и мохнатый хвост с кисточкой на конце. Голову украсила глазом, ухом, бородкой и не то шапкой, не то странной прической, очень напоминающей шалашик. Высунув от напряжения язык, Фатима принялась вписывать в квадратики цифры. Когда все квадратики оказались заполнены, она написала ряд чисел на ногах, руках и ухе фигурки. Только хвост остался чистым. Довершили картину несколько стрелок и загогулин.
– Возьми курильницу! – приказала Фатима Жаккетте. – И иди со мной.
Они прошли в комнату, где сидел Масрур. Фатима положила перед евнухом доску и прямо под нос ему доставила курильницу, куда бросила ударную дозу благовоний.
Жаккетта уловила поднимающиеся от тлеющих щепочек волны сладко-дымного ладана, терпко-туманного сандала, обволакивающей мирры.
– Тазик вынеси! – бросила Фатима. Жаккетта бегом отнесла таз на кухню. Когда она пробегала по двору, увидела, что небо уже розовеет.
– Теперь вставай позади Масрура и держи его голову.
– Я боюсь! – всхлипнула Жаккетта.
– Не бойся, мой глупый ослик! Джинну ты не нужна. Это-правоверный, проверенный джинн. Не марид.[8] Христианскую душу он обойдет стороной. Я буду читать молитву. Держи голову Масрура, чтобы она вся была в дыму. Жаккетта неохотно встала за спиной Масрура, взяла ладонями его запрокинутую лысую голову и наклонила ее к дыму. И зажмурилась что было сил.
Фатима начала монотонно читать арабские заклинания. От перенасыщенного ароматами дыма щипало в носу, кружилась голова. Перед зажмуренными глазами Жаккетты крутились огненные круги. А низкий голос Фатимы словно пилил голову пополам. Сколько так продолжалось, Жаккетта не знала…
Она очнулась и выбралась из этого странного забытья, когда голова в ее руках задергалась.
– Все, мой цветочек! – устало сказала Фатима. – Джинн ушел. Открывай глаза и иди спать. Сегодня была трудная, а главное, бесполезная ночь.
Глава VI
Прошло несколько дней. Жаккетта покорно носила тяжелые браслеты и ожерелье и добилась кое-каких успехов в этом деле. По Жаккеттиным меркам, из нее получалась восточная женщина хоть куда. Толстая, гладкая, густо накрашенная. И одежда, и украшения – все как надо. Казалось бы, ну что еще? Все трудности позади, можно наслаждаться новой жизнью.
Не тут то было!
– Двигай персиком, пожалей мою печень! – стонала заломившая брови Фатима, отбивая такт ладонями.
Масрур выводил затейливую мелодию на флейте.
– Так, так, так-так-так, двигай, двигай, вращай!
Жаккетта двигала «персиком» неправильно.
– Цветочек мой, пока ты – настоящее бревно! – утирала пот Фатима. – Ты должна быть и огонь, и лед, и сад, полный роз! Персиком двигай, персиком! Смотри!
Фатима вышла на середину ковра и задвигала «персиком» так, что все вокруг затряслось.