Гештальт-терапия. Отношение и Практика атеоретического эмпиризма

Несмотря на неизбежность наблюдения в психоанализе, что лечебный эффект воспоминания параллелен степени его эмоциональности, а это, в свою очередь, соответствует степени задействованности (т.е. участия) как противовесу воспоминания, очевидный практический шаг к максимализации такого эффекта так и не был предпринят в психоанализе: прием драматизации как средство поддержки чувственной осознанности - осознанно вспоминать через обыгрывание эпизоды прошлого.

На Фритца это повлияло не столько из-за его особого отношения к драматургии и к работе Морено, сколько из-за базовой техники дианетики Рона Хаббарда (как видно из его вступления к докладу по дианетике д-ра Винтера [34]. Как пишет в своей книге Хаббард, его техника «возвращения» представляет собой практику, способствующую тренировке чувственного и эмоционального воспоминания в противовес чисто интеллектуальной, обратной памяти. «Стать» ребенком вновь в такой-то ситуации прошлого и сказать папочке, что не сумел сказать ему в реальности, по экспрессивности может быть гораздо сильнее, чем простое описание или отражение вспоминаемого события.

Между тем к технике возвращения Гештальт-терапия добавляет два новых элемента: прием идентификации со значительным в прошлом преувеличение моторного аспекта обыгрывания вне простой субъективной идентификации.

Доводом для обыгрывания роли других является то, что «другие» в «реальности», как и во сне, воспринимаются в некоторой степени как наши собственные проекции. Это особенно верно для случаев воспоминаний о детстве, об образах родителей - о чем свидетельствует психоаналитическая литература.

Вся важность воображаемого прохождения через моторику вспоминаемой сцены может быть понятна из факта тесной связи между действием и эмоцией, а также из принципа завершенности действия, принципа, что абстрактное воспоминание удовлетворяет лишь частично.

Важным является и вопрос стратегии: когда терапевту следует настаивать на том, чтобы пациент обратился к прошлому, а не к настоящему?

Ответить можно и так: когда он видит, что прошлое пациента в его настоящем, когда образы прошлого органично вплетаются в развертку настоящего переживания пациента. Когда пациент или, к примеру, пациентка чувствует стыд от того, что сказала что-то «нехорошее», что было привычным, когда ее старшая сестра высмеивала ее, то здесь мы можем со всем основанием сказать, что у такой пациентки в психике есть инородное тело в виде образа высмеивающей ее сестры - т.е. интроекция. Если это так, то нет нужды спускаться в дебри воспоминаний о детстве. Обратившись к привилегиям настоящего, можно естественным образом выявить прошлое индивида, продолжающее жить в настоящем. Значительное событие или явление прошлого можно воспринимать, как воспринимают сон. Сон имеет большое значение, поскольку он естествен. Действия видящего сон представляют собой отбор того, что имеет значение среди всего остального в переживаемом, особенно из-за того, что не «он» «отбирает». Точно так же наиболее значительные воспоминания всплывают не когда индивид старается их припомнить, но совершенно неожиданно.

Я был свидетелем значительного проявления прошлого переживания во время сеанса с одной женщиной, надеющейся, что с помощью лечения она сможет перестать барабанить пальцами. Покоренный ее самоотверженностью, я попросил ее поругать себя и объяснить себе, почему барабанить пальцами плохо.

«Ты же не маленькая,- сказала она,- некрасиво. Другим это не нравится. И глупо. Ты должна контролировать себя. Это все равно, что мастурбировать.»

Исполняя роль «обвиняемого», она ответила: «Хочу и буду. Это мои пальцы, а мне скучно. Мне скучно. Мне скучно на собраниях или когда я готовлю, вот тогда мне и хочется барабанить пальцами». Потом она рассказала, что прежде чем она стала барабанить, раньше она жевала пальцы.

Я подумал, что преувеличение может проявить больше переживаний, задействованных в симптоме, и попросил ее перенести движение на всю руку. От постукивания она постепенно перешла к массажу пальцев и руки, но посчитала, что это меньше ее удовлетворяет. Лучше всего было постукивать кончиками пальцев, которые были наиболее чувствительны. А затем ее осенило: «Я хочу чувствовать!»

Постукивание пальцами и борьба против этого явились полем сражения между ее желанием эгоистичного удовольствия и долгом не вызвать раздражение других.

Для того чтобы она поняла, что она считает эгоизмом, я попросил ее обыграть эгоизм перед группой. Играя, она запросила красивую одежду, подарки, путешествие. А затем поняла, что просит символы любви, а не прямого контакта. К ней никогда не прикасались, и она никогда не просила, чтобы к ней прикоснулись.

Отец никогда не ласкал ее. Он заботился об одежде, о ее образовании. Играя роль маленькой девочки, она заговорила с отцом. Она высказывала всю свою горечь и плакала. Отец оказался безразличным. Закончила сеанс с осознанием основного своего желания. Желания в ней стало больше, меньше стало обвинений и разрушительной критики.