— Пани Мыльская? — спросил он пани Ирену, указав рукой на бывшую хозяйку дома и имения. — Пани Мыльская! Дабы окончательно не разрушить драгоценного вашего здоровья, не приезжайте в Горобцы. Вы сдали свое имение пани Ирене, пани Ирена сдала имение мне, так что для всех будет лучше, если вы вернетесь сюда законной хозяйкой через три года, как и указано в договорных бумагах.
— Господи, помоги мне! — Голос пани Мыльской сорвался от бессильного отчаянья. — О, пани Ирена! Я верну вам деньги. Не разоряйте моего гнезда. У меня ведь только одно село.
— Одно, а туда же! В посессию кинулись.
— Сын дороже села.
— Ну, это не моя печаль. Торопитесь, пани. Мне деньги нужны немедленно, и я их выколочу из вашего небитого быдла.
Крестьяне и казаки напряженно вслушивались в польскую речь.
— Простите меня! — пани Мыльская сошла с лошади и поклонилась своим людям. — Простите за глупость. Потерпите, я соберу деньги и выкуплю вас из ярма.
— Не развращайте народ! — яростно топнула ногами пани Ирена. — Не забывайтесь! Вы — полька.
— Дура я! Старая дура!
— Отобрать у крестьян все полотно, всю шерсть и всю овчину! — торопливо кричала пани Ирена подручным.
— Дьявол! — заскрипела зубами пани Мыльская, садясь в седло, и вдруг рассмеялась: — А ведь ты все это из мести! Ты за пани Хеленку мне мстишь. За красоту ее. Да чтоб ни один мужик не позарился на тебя, смрадную дьяволицу!
Настегивая лошадь, ускакала.
— Пали! — взвизгнула пани Ирена.
Выхватила у оторопевшего слуги фитиль, ткнула в порох.
— Убили-и-и! — полетел над селом дикий вопль, люди кинулись бежать прочь от злодейского крыльца.
Погибла старуха Домна. От нечаянной дурной злобы погибла. Не было и у нее детей, родственники все были дальние, но мстило за смерть невинно убиенной все село.
Осадили дом ночью, и ускакала пани Ирена из села в нижней рубахе, впрочем не забыв прихватить кошель с деньгами.
Его преосвященство Савва Турлецкий, весной помявший зеленя на полях пани Мыльской, лежал поперек огромной своей постели с полотенцем на голове, находя силы только на то, чтоб дотянуться рукою до серебряного кувшина на столике и хлебнуть очередной глоток кваса.
Епископу было скверно. Вчера, после торжественной службы в память святых и всехвальных апостолов Петра и Павла, на разговенах он помирился наконец с Мартыном Калиновским, польным гетманом, вторым человеком на Украине после коронного гетмана Николая Потоцкого.
Вражда у них была старая, очень их утомлявшая.
Получив епархию, епископ Савва начал с того, что изгнал незаконных владельцев имений. Один, правда, Бог ведал, как его преосвященству удалось доподлинно выяснить неосновательность претензий бедных землевладельцев. Но от кого же еще, как не от Бога, было послано епископу великое множество голодной родни. Раздавая родственникам имения, Савва Турлецкий всего лишь исполнял заповедь — помнить о ближнем, лично ему корысти от всего этого шума было никакой — одни хлопоты. Правда, свору он теперь имел большую и верную, только скажи — самого короля ограбят.
Добывая имения, епископ Савва нанес обиду какому-то родственнику Мартына Калиновского. Замок епископа и соборная церковь стояли на землях староства, которым в те поры управлял будущий польный гетман. Епископ был из православных, и староста, не боясь властей и ожидая блага от своего католического бога, на Пасху окружил собор гайдуками и пустил в храм одного лишь епископа. На соборную площадь привезли бочки с вином, прибыли музыканты, и начались танцы. Пьяные гайдуки палили из ружей в кресты, брали мыто с тех, кто не хотел пить вино и плясать.
Савва Турлецкий через год отыгрался. Он перешел из православия в унию, напал на замок одного из дальних родственников Калиновского. Женщин изнасиловали, ценности увезли, шляхтичей заперли в сырой подвал, а ключи от замков выбросили.
Мартин Калиновский понял, что зверь перед ним беспощадный, не ведающий меры, и — проглотил обиду. С той поры война шла по всем правилам подсиживанья. Все течет, и все меняется. Пана Мартына Калиновского король пожаловал булавой гетмана польного. Но надолго ли радость? Ведь есть еще и булава гетмана коронного? Если человек назван вторым, нет у него никакой возможности хоть когда-нибудь стать первым, и польный гетман возненавидел гетмана коронного. Враждовать в открытую с Потоцким — все равно что подписать себе смертный приговор, но вот строить великому гетману пакости было за обычай у польных гетманов, и Мартын Калиновский выжимал из этой привилегии все, что мог. На всех врагов желчи, однако, не хватало, и польный гетман прощал своих старых обидчиков и сам просил у них снисхождения.
Вспоминая вчерашнюю лихую пирушку, его преосвященство корил себя за излишества и жадность к питию. Сам у себя отнял еще один приятный день, ибо сегодня он мог бы наслаждаться новым застольем, а вместо этого лежит пластом.
Пришли и доложили, что просит нижайше принять чигиринский подстароста пан Чаплинский.
Епископ слабо отмахнулся, но слуга, видимо получивший хорошую мзду, не уходил: