Гетман Войска Запорожского

Ислам Гирей закончил молитву. Его глаза устремлены на Бахчисарай. Выхватывают фигурки людей на крышах саклей, среди зелени маленьких двориков. Загораживая от света глаза, люди поглядывают на серый каменный утес, где молится по утрам их великий повелитель. Хан на месте, люди благодарят Аллаха и принимаются за работу, но словно бы с оглядкой, словно бы неуверенные в себе. Улыбка трогает жесткие усы Ислам Гирея. Он собирает молитвенный коврик, идет к лошади, садится в седло и достает из саадака лук и три стрелы.

Над каменными идолами с вечера поставлены шесты с чучелами трех воронов. Ислам Гирей поднимается на стременах и, натягивая тетиву, косит глазом на Бахчисарай. Он видит: люди внизу замерли.

Три короткие звенящие песенки — и шесты свободны от воронья. Хан видит, как закипает внизу работа, и смеется во все горло. Если поражены все три птицы — в Бахчисарае легкий день. Сбито две — жди окриков. Хан — на министров, министры — на беев, беи — на простого татарина, а татарин на за что ни про что огреет плеткой своего раба… Ну а если все три птицы остались на шестах — над Бахчисараем гудит черная буря. В такие дни головы людям скручивают, все равно что подсолнухам.

Гикнув коню. Ислам Гирей птицей полетел по зеленой молодой траве напиться утреннего ветра.

Ел он в тот день с братьями — калгой Крым Гиреем и нуреддином Казы Гиреем. Он позвал их в Бахчисарай для совета.

В январе падишах Турции Ибрагим потребовал от Ислам Гирея сто тысяч войска. Падишах воевал с Венецией. На курултае, где были мурзы всех родов, все улемы, и не только тысячники, но и сотники, было решено отказать турецкому падишаху в его требовании.

Ханов ставили и свергали в Истамбуле. Ислам Гирей, противясь воле Ибрагима, рассчитывал на поддержку всего крымского народа, но еще более на недовольство — падишах сыскал нерасположение всего Истамбула. Чтобы смягчить отказ. Ислам Гирей отправил в гарем Ибрагима пятьдесят красавиц и мешок золота для его матери, великой Кезем-султан, пережившей мужа, воздвигавшей на престол и свергавшей с престола по очереди своих сыновей, покуда у нее не остался последний — идиот Ибрагим. Лучшие годы жизни, всю свою молодость Ибрагим просидел в дворцовых тюремных ямах, ожидая неминуемой смерти от руки венценосных братьев. Очутившись на престоле, он за двенадцать лет царствования не поумнел, но звериная осторожность каторжника оставила его.

Все шло прахом. Войны были проиграны, казна опустела, а султана Ибрагима заботило лишь одно — из-за морских сражений с Венецией сократился подвоз из Европы драгоценных тканей, столь нужных гарему.

Власть в стране давно уже перешла к евнухам. Мелочный государь обрастает мелочными людишками. Евнухи дрались за первенство между собой, помышляли о том лишь, где и как добыть себе платье дороже прежнего. Грабили турецких купцов, а потом принялись и за иностранцев.

Дело дошло до того, что все иноземные суда зажгли на мачтах огонь — знак требования правосудия падишаха — и прошли мимо Сераля. С жалобами явились послы Англии Франции, Голландии. Пришлось падишаху раскошелиться и заплатить за шалости своих тонкоголосых любимцев.

Угощая братьев, хан рассеянно слушал анекдоты о выходках повелителя миров, убежища веры падишаха Ибрагима.

— Ты чем-то озабочен, государь! — не выдержал наконец калга Крым Гирей.

— Я позвал вас обговорить одно важное дело.

— Мы готовы идти за тобой хоть в саму преисподню! — воскликнул совсем еще молодой Казы Гирей.

Хан благодарно прикрыл глаза пушистыми ресницами.

— В Бахчисарай приехали казаки. Они взбунтовались против Потоцкого и зовут нас идти на Польшу войной.

— Но разве можно доверять гяурам? — загорячился Казы Гирей.

— Предводитель казаков в заговоре с польским королем. Я давно уже получил известие от верных людей, что этому казаку дадены деньги на постройку судов, на которых казаки должны идти на города Крыма и Турции. Мне доподлинно известно также, что казаки построили всего две лодки и собираются повернуть оружие против своих утеснителей, против польской шляхты. От казаков уже приезжало посольство, и вы знаете, что я его не принял.

Хан замолчал, и тогда заговорил Крым Гирей:

— Я думаю, его надо выслушать.

— Это удивительно: наши заклятые враги предлагают союз. Я не верю им! — закипел Казы Гирей.

— Падишах Ибрагим запретил нам походы на Русь и Польшу. Мне дважды пришлось возвращать мурз из набегов. Тугай-бей собирался в декабре воевать Буданскую землю, а неугомонного Караш-мурзу с пятью тысячами джигитов в январе я вернул из похода на московские украйны. Я остановил мурз не потому, что боюсь гнева падишаха Ибрагима, но у поляков и русских ныне договор. Если в позапрошлом году князь Вишневецкий опоздал перехватить наше войско, то ныне может поспеть вовремя.

— Государь! — Казы Гирей от поразившей его мысли ударил ладонью о ладонь. — Если мы с казаками нападем на Польшу, от союза русских и поляков и следа не останется. Поляки пойдут воевать православную Украину, и православная Москва обязательно вступится за единоверцев.