которые голосили, по давнему обычаю. А еще в печальной колонне было
много армян, татар, поляков, отдававших честь памяти гетману.
Поскольку собравшиеся на похоронной процессии представляли много
народов, Филипп Орлик прощальную надгробную речь произнес на латыни.
– Великий и знаменитый, оставшийся в седые лета без потомков и с
огромным имуществом, он пожертвовал всем, чтобы выбороть волю своей
Отчизне. Иван Мазепа видел для своего народа единственый путь – путь
свободного развития. Ни войско, ни миряне не должны потерять на это
надежды. Справедливым есть наше дело, а потому сообща позаботимся,
чтобы справедливость победила! Вместе направим козацкие корабли к
свободе!
Скромная, даже бедненькая церковь еще не видела, чтобы к ее стенам
одновременно подошли православные, католики, протестанты, мусульмане,
люди других конфессий, чтобы почтить грозного гетмана. Он воевал против
турок и татар, немцев и русских, поляков и шведов, но они все пришли воздать
должное памяти – в знак уважения к мужественному, мудрому и благородному
человеку.
…Когда Григорий закончил рассказ, Лещинский долго молчал.
– Я мало знал покойного гетмана, мы состояли в переписке и
поддерживали отношения в течение лишь шести лет, – сказал задумчиво, все
еще словно пересматривая в памяти траурную процессию возле Свято-
Юрского монастыря. – Но почему-то уверен: и годы пройдут, и изменится
немало на вашей козацкой земле, но это имя будет в истории весомым.
И снова купец, дворянин и челядник неутомимой рысью мчались в
Польшу. На удивление, путешествие скромных путиков прошло без
приключений, вопреки отнюдь не скромным их деньгам и драгоценностям, и в
конце концов Григорий подземным ходом провел Станислава Лещинського во
французское посольство.
– Ваше Величество, челядник Эрнст Брамляк свою миссию выполнил, -
кланялся Григорий с таким облегчением, будто снял из плеч трудную и
неудобную, натиравшую тело и вдобавок весьма рискованную ношу.
– Польша и Франция благодарят вас и не забудут этого. Убедитесь, что
это произойдет в скором времени.
63
За Францию и Украину
На таких прогулках по замковомум плацу Людовик XV отдыхал душой -
вверху плывут себе беззаботные облака, на плацу хлопают крыльями голуби,
то перелетая стайками с места на место, если кто-то встревожит, то снова
мирно воркуя; уплывают, как эти невесомые облака, повседневная морока из-
за строительства Парижа, женские интриги в замковых стенах, неожиданные и
ноющие, как зубная боль, уплывают и растворяются где-то лукавство,
подхалимство и неискренность придворных.
Тактично не нарушая молчания, чуточку на расстоянии сопровождают
короля посол Франции в Варшаве граф де Брольи и руководитель королевской
разведки.
– Итак, рассказывайте, как поживает солнечная Варшава, – отзывается в
конце концов король. – Солнце раньше над Варшавой всходит, чем у нас,
туманы, говорят, реже бывают. .
– Ваше Величество, я уверен, что вы уже достаточно подробноно знаете
о наибольшей нашей радости: коронация Станислава Лещинского прошла с
блеском, – сказал граф де Брольи. – Должен только сделать акцент на
огромном значении авторитета Примаса Польши, а в организации переезда -
Григория Орлика. Думаю, что и головные наши боли в Варшаве, прежде всего
восточного направления, вам тоже известны.
– Смею доложить, что к ним прибавилась еще одна, довольно
неожиданная… – присоединился к разговору начальник разведки.
– Так, уже заинтриговали, – иронически улыбнулся король. – Может,
Россия вытерлась пилатовым полотенцем, умыв руки от Польши? Или
медведи все околели в сибирской тайге?
– О медведе как раз и речь. Только он не из далекой тайги, а из более
близких батуринских козацких степей – о младшем Орлике речь идет. От
доверенного лица, который давно уже стал нашим агентом, Станислава
Мотроновского, дворянина достойной репутации, доходят тревожные вести.
Орлик, говорится в донесении, играет в тройную игру – притворяется
московским врагом, а на самом деле туда, по некоторым данным, доносит. И в
Порте он свой из-за крымского хана, с которым дружен, поговаривают, с
детских лет, да и в ваших глазах ищет доверия.
– А что вы, граф, скажете об Орликах? – насторожился король.
– Знаю давно. Достойные и нелукавые люди, – твердо ответил граф
Брольи. – Ни в одном их поступке или действии я не вижу оснований
усомниться.
– Может, и я так думал бы, – не сдавался начальник разведки. – И
перехваченные письма в Петербург, где отец, Филипп Орлик, ведет переговоры
с императорским двором о возвращении его на гетманство под русским
началом.
– Интересно, интересно, – сказал Людовик. – Продолжайте.
У него отлегло от сердца. Ему было бы досадно, если бы Григорий с
отцом оказались не такими людьми, которыми король их воспринимал.
64
Парадокс заключался в другом: о письмах он давно знал. Когда Григорий
вручал ему мемориал по украинского делу, у Людовика XV состоялся с ним
долгий разговор, в частности и о разных формах взаимоотношений с
петербургским двором.
– Когда врага не удается победить, надо с ним договориться, -
полушутливо посоветовал король, вкладывая в слова отнюдь не шутливое
содержание.