Гетманы Украины

Хмельницкий рассматривал этот династический брак как очень важный шаг в упрочнении внешнеполитического влияния Украинского гетманства. Прекрасный воин, Тимош Хмельницкий вовсе не отличался большими дипломатическими способностями. Бракосочетание, устроенное на штыках, не могло проходить гладко, и Выговскому приходилось немало изворачиваться, чтобы сгладить впечатление о «сватах». Так, когда молдавский господарь Василий Лупу обратился к Тимошу с приветственной речью, «тот на это не ответил ни слова, только стоял как вкопанный и кусал себе губы, – за него отвечал Выговский»²⁵.

Трудно переоценить влияние и то особое положение, которое занимал Выговский у гетмана. Позднее он сам признавался русскому стольнику В.П. Кикину, что нередко использовал свое положение писаря, вольно трактуя челобитные к Хмельницкому. «Кто будет ему недруг, а пишет о чем к гетману, и он читал не то, что писано, – читал, чем бы разсердитовать на того, кто о чем пишет»²⁶.

В историографии укрепилось совершенно необоснованное представление о Выговском как о стороннике «пропольской партии» (в противоположность «прорусским» сторонникам). На самом же деле на протяжении долгих лет, пока Хмельницкий вместе со своим писарем долго и упорно вел успешные войны против Речи Посполитой, Выговский поддерживал неформальные и тесные контакты с Москвой. Любому, кто просматривал отчеты русских послов, трудно представить Выговского «тайным польским шпионом».

Еще осенью 1649 года русские послы на Украине Г. Неронов и Г. Богданов дали Выговскому две пары соболей «сверх тое пары, что ему прислано государева жалованья». Это была «доплата» писарю за переданную русским копию статей Зборовского договора²⁷. В августе 1650 года русский посол В.В. Унковский тоже вручил ему пару соболей сверх положенного – тайно, «до приезду гетманова», «чтоб государю служил»²⁸. В этот период писарь выказал себя большим поборником интересов царя, он содействовал нейтрализации и даже высылке из Украины Тимофея Анкундинова, очередного самозванца, чрезвычайно беспокоившего царя напоминанием о Смутном времени.

Выговский имел секретные контакты и с пограничными Путивльскими воеводами, которые обращались к Выговскому «для проведования всяких вестей»²⁹. Когда в феврале 1652 года назначили нового Путивльского воеводу, ему было приказано писать к Выговскому «тайно без имян», так же как до этого делал его предшественник. Новому воеводе было поручено секретно послать писарю пару соболей³⁰.

Не довольствуясь такими контактами, Выговский сам направлял своих посыльных в Москву – с письмами и вестями. Например, в июне 1651 года он использовал с этой целью грека и. Мануйлова и серба В. Данилова. Причем в Москве подозревали, что про этих посланцев «не ведает и гетман Хмельницкий»³¹. Писарь передавал с ними копии писем польского короля, крымского хана и т. д.

И до, и особенно после Берестечко (когда гетманство было в весьма тяжелой ситуации) Выговский обещал «служити государю, сообщая о всех сношениях Хмельницкого». При этом во время своих контактов с русскими Выговский был «добре того опасен, чтоб гетману про то не донеслось». Он заявлял, что если «про то от кого ведомо учинитца гетману», тот «велит его за то карать». И как бы, между прочим уговаривал царя «принять их под свою руку».

В июне 1652 года на Украину приехал русский посол В. Унковский. Он виделся с Выговским, и тот отдал ему списки с иностранных грамот, присланных к Хмельницкому, говорил о вестях и на образе клялся в верности царю. Он даже высказывал свою «мечту»: приехать в Москву, увидеть царя «с отцом своим, и з братьеми, и с иными приятели»³².

Писарь всегда был не чужд некоторого бахвальства. Он и русскому воеводе заявлял: «А меня де и венгерский король зовет к себе и власть мне, и жалованье великое дает. И показал грамоту за рукою венгерского короля написана: как де приедешь ко мне, стану тебе давать по полутаре тысечи золотых червонных на год да городы дам немалые и учиню великим начальником над войском своим». Демонстрируя такие щедрые предложения от венгров, Выговский тут же подчеркивал: «Я де не мышлю мимо великого государя никуда ехати»³³.