Гевара по прозвищу Че

Семейство Ильды было уведомлено телеграммой, а своим родным Эрнесто в ближайшие недели написал письмо. Родители, недовольные тем, что их не известили заранее, прислали пятьсот долларов и потребовали, чтобы молодая чета обвенчалась в церкви. Эрнесто ответил на это:

«Вы совершенно правы, когда жалуетесь, что я не поставил вас в известность о нашей свадьбе заблаговременно. Ребенок развивается нормально; биологические реакции и целый ряд клинических данных позволяют мне быть абсолютно уверенным... Мне очень жаль, но приходится сообщить вам, что политические и религиозные убеждения, которые мы с женой разделяем, не допускают ничего другого, кроме гражданского брака».

Стиль, в котором Эрнесто известил родителей и тетю Беатрис о своей свадьбе, был довольно оригинальным. В письме матери, датированном 24 сентября, т. е. более чем через месяц после события, он написал: «Я хочу официально сообщить тебе новость, о которой ты можешь всем рассказать: я женился на Ильде Гадеа, и вскоре у нас должен быть ребенок». Он не писал ни слова о своей жене — даже кто она такая и откуда — и запрятал это, по всей видимости, написанное с неохотой известие о свадьбе в груде других новостей. 8 октября он написал тете Беатрис: «Ты, должно быть, слышала новости о моей любовной жизни от матери; я женился и ожидаю в скором времени появления Владимиро Эрнесто, то есть ожидаю его я, а будет он у моей жены». В письмах того месяца к Тите Инфанте он даже не упомянул о своем браке. Что крылось за этими задержками информации и подчеркнуто малом внимании к происшедшему? Опасение того, что его родители и родственники, следуя своей буржуазной точке зрения, отрицательно отнесутся к его решению? Отвращение к браку? Для человека, чьи письма всегда содержали детальный рассказ о событиях и стремлениях, стиль, в котором он сообщил своей семье и друзьям о женитьбе, кажется немного странным, если не подозрительным.

И он продолжал страстно мечтать о путешествиях. В письме к родителям жены Эрнесто говорил о возможной поездке на Кубу так, словно это часть туристского маршрута, а также делился планами посещения Китая и Франции. Он упорно утверждал, что рано или поздно они с Ильдой отправятся в Париж, как любые другие обеспеченные аргентинцы. А список на этом не кончался:

«Наши странствия все еще не закончены. Прежде чем поселиться в Перу, стране, которая вызывает у меня восхищение, или в Аргентине, мы хотели бы открыть для себя Евро пу и пару таких очаровательных стран, как Индия и Китай. Я особенно заинтересован новым Китаем, так как он созвучен моим политическим идеалам».

В те же дни Эрнесто даже попросил Ильду выяснить возможность поездки в Африку.

Может быть, его не привлекала кубинская экспедиция? Или он сомневался в том, что этот план выполним? Конечно, он был очарован личностью Фиделя, и предложение было ему полностью по душе, но в докторе Геваре все еще должен был сохраниться след былого скептицизма. Сколько раз в замкнутом мирке политических изгнанников, в котором он обитал уже несколько лет, говорили о революции? Сколько планов было составлено и рухнуло еще до начала выполнения? Сколько стран получили свободу, правда, только на словах?

Конфликт между владевшим Эрнесто стремлением к жизни странника, писателя-путешественника и потребностью включиться в политическую деятельность, отказавшись от позиции стороннего наблюдателя, нашел отражение в его стихотворении «Здесь»:

Я метис еще и в другом смысле.

В тех двух силах, что борются в моем разуме...

И обе притягивают и отвергают друг друга.

Ильда вспоминала о тех месяцах:

«Эрнесто очень тревожился об одной из своих пациенток в больнице, о прачке, которую он называл старуха Мария. Когда он сказал мне, что она в очень плохом состоянии из-за острого приступа астмы, то вид у него был просто сокрушенный. Он так волновался, что я даже начала немного ревновать, поскольку эта Мария почти полностью занимала его мысли. Он каждое утро мчался в больницу, чтобы увидеть ее... Однажды он очень уныло сказал мне, что она, вероятно, не переживет эту ночь, и пошел в больницу дежурить у ее кровати, чтобы попытаться спасти больную. Она все же умерла той ночью, задохнувшись от астмы».

Смерть старой прачки произвела большое впечатление на доктора Гевару. Он был возмущен той нищетой, в которой жила эта женщина вместе с дочерью и тремя или четырьмя внуками, и печалился из-за того, она умерла «без боли и славы», как тогда говорили в Мексике.

Смерть старухи вдохновила врача-поэта на новое стихотворение. Это не были хорошие стихи, но в них он последовательно описал нищету женщины, больничную палату и смерть от астмы. В нем имеется обещание «ваши внуки будут жить, чтоб увидеть рассвет», и риторический, но искренний финал: «Я КЛЯНУСЬ», написанный заглавными буквами.