Гиацинтовые острова

— не считать, что вараны глупее баранов, когда они утверждают, что век драконов давно прошел;

— не ограничиваться самообороной: по примеру Пескаря и маленького Рачка оборонять не только себя, но и своих товарищей;

— не опускаться прежде времени на дно, как молодые платаксы;

— помня, что в мире не дремлют страхоулавливатели, никогда не поддаваться страху;

— учтя пример птички Гуатити, твердо знать: самая надежная безопасность — это безопасность коллектива в котором живешь.

ХВОСТ ВСЕМУ ГОЛОВА

У Птиходеры все не как у людей и даже не как у остальных беспозвоночных. Не зря ее относят к кишечно-дышащим: она, представьте себе, дышит кишками. Сидит себе на дне моря и дышит кишками, как какой-нибудь йог. И когда ей грустно — вздыхает кишками, а когда затаит дыхание — спрячет подальше свои кишки.

Может, потому, что у Птиходеры все не как у людей и даже не как у остальных беспозвоночных, ей легче обзавестись новым туловищем, чем новым хвостом. Оставьте ей хвост — и у нее появится новое туловище. Но отнимите у, нее хвост — и у нее больше никогда не будет хвоста.

Один хвост останется — и от него пойдет Птиходера. Полхвоста останется, четверть хвоста останется — и от них пойдет Птиходера. А от Птиходеры что пойдет? Ничего не пойдет. Даже хвост не пойдет, если Птиходера останется без хвоста. Так кто же тут у кого хвост? И кто у кого Птиходера?

А вы говорите: одна голова хорошо, а две лучше, а три еще лучше… Пока вы тут считаете головы, Птиходера, чего доброго, останется без хвоста…

ПОЧЕМУ ЛИНЯ НАЗЫВАЮТ ЛИНЕМ

Если Линя вытащить из воды, он линяет, как плохо выкрашенная рубашка. Он ведь, собственно, и не рассчитан на то, чтоб его вытаскивали из воды. Поэтому он линяет, меняет окраску, пытается приспособиться к новой среде, стать таким же, как воздух: не только бесцветным, но даже прозрачным.

Но это ему не удается. Линять-то он линяет, но — не настолько, чтобы стать совершенно незаметным. И, глядя, как он линяет у всех на глазах, его называют Линем. Вполне заслуженно.

Не каждому удается получить такое заслуженное название.

Например, Белку назвали Белкой, хотя белые белки в природе большая редкость. Гораздо чаще встречаются серые белки, но Серной называют совсем другое животное. Животное, которое никогда не бывает серым.[37]

А разве Лягушку заслуженно назвали Лягушкой — от слова „лягать?“ Назвали бы Лягушкой Лошадь, это было бы понятно, потому что Лошадь лягается, А Лягушка ни разу в жизни еще никого не лягнула.

А каково Страусу, которого назвали на воробьиный манер? Ведь в Греции, откуда это название пришло, Страусом называли воробья. И пока этот воробей Страус летел к нам через разные другие страны, все как-то забыли, что он воробей, и назвали его именем не воробья, а самого настоящего страуса. Каково Страусу сознавать, что где-то в Греции его имя таскает каждый воробей?[38]

Теперь возьмем Дикобраза. Когда его назвали Дикобразом, этим хотели, видимо, подчеркнуть, что образ у него какой-то дикий, нецивилизованный. У остальных зверей цивилизованный, а у него нецивилизованный. Вроде бы он самый дикий из всех зверей. Дескать, Волк — не дикий, Тигр — не дикий, а Дикобраз — дикий. Вот, мол, тебе за это и имя такое: Дикобраз.

Ну, хорошо, пускай он дикий, но он, по крайней мере, не хищный, как некоторые. Тот, кто разбирается в животных, никогда не отнесет Дикобраза к отряду хищных, а всегда отнесет его к отряду грызунов. Между прочим, к отряду грызунов относятся Бобры, известные своей высокой строительной культурой. Вот тебе и дикие.

Почему же Дикобраза назвали Дикобразом? Может, потому, что он покрыт иголками? Но разве только Дикобраз покрыт иголками? Многие животные покрыты иголками — надо же как-то обороняться. Те, кому нужно нападать, а не обороняться, обычно вооружены не иголками, а когтями и клыками.

А Дикобраз вооружен только иголками. У него тридцать тысяч иголок, но ни одна из них не служит Дикобразу для нападения, а все служат исключительно для защиты.

И ведь в конце концов: Ежу никто не считает его иголок и никто не называет его Дикобразом — разве что по ошибке, от незнания зоологии. И Ехидну никто не называет Дикобразом, хотя и у нее иголок достаточно. Так почему же Дикобраза называют Дикобразом?

Да, не тех называют дикими, кого бы следовало называть. Карликовую антилопу назвали Дикдик — вроде бы она вдвойне дикая. А сколько в ней этой дикости? Каких-нибудь три килограмма. А в Тигре чуть ли не триста. Больше в сто раз.

Нет, не антилопу, а тигра надо было назвать Дикдик, и даже не Дикдик, а Дикдикдикдик, сто раз Дик…

Хотя, конечно, дело не в названии. Тот, кто животных знает только по названиям, может смело считать, что он их не знает. Если мы будем судить по названию, то, чего доброго, можем испугаться безобидного Кускуса из отряда сумчатых. И пока мы будем пугаться Кускуса, нас укусит тот, кого не называют Кускусом, но кто по своим повадкам — настоящий Кускус.

Дикобраз нас не укусит. И Дикдик нас не укусит. И даже Кускус нас не укусит.